Книга Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

Обрести личную свободу – значит избавиться от дани, которую мы вынуждены платить знаниям. Стоит изменить что-нибудь одно – какую-нибудь идею, привычку, – и границы откроются. Свобода – излюбленная идея в человеческом видении, идея, не понятая до конца. Свобода начинается, когда каждый отдельный ум осмеливается вырваться из тюрьмы, которую сам же и построил. Мы становимся свободными, когда заканчивается война в наших головах. Мы родились аутентичными, то есть подлинными, и непосредственно откликались на все, что предлагает нам жизнь, но на поле битвы идей мы утратили нашу подлинность. Конечно, мы снова можем стать подлинными. Мы можем стать неуязвимыми для того воздействия, которое на нас оказывают знания. Мы больше не обязаны верить себе, но можем очень многое узнать, слушая – слушая собственные мысли, чужие мнения и отказываясь платить эмоциональную дань, которую они с нас требуют. Мы можем видеть, не строя домыслов. Измените одну идею, заключите новое соглашение – и тюремная решетка начнет поддаваться.

Человеческие знания доказали свою ценность и возможности. Знания дают уму ландшафт, воображаемое пространство, в котором он может пользоваться словами для исследования и игры. Слова могут населять наше воображение объектами, и тогда этот ландшафт насыщается новыми представлениями и возможностями. Знания – это фон всего видения человечества. Их предназначение – быть союзником осознанности. Если принять эту точку зрения, то мы увидим, что знания могут быть ангелом, освобождающим нас, – или же бесом, вселяющимся в нас. Признавая это, мы обретаем возможность управлять своими историями так, чтобы они лучше отражали истину. Управление историей – наш первый, пробный прыжок к свободе.

Нетрудно понять, что для каждого человека свобода означает готовность ума менять старые привычки. Но в первую очередь ум должен услышать себя и изменить свою речь. Поэтому я и просил своих последователей заключить с самими собой некоторые новые «соглашения». Подспудно они долгие годы совершали выбор, который шел вразрез с состоянием их сознания. Так, мои ученики, как и большинство людей, когда-то заключили с собой договор, гласящий, что жизнь несправедлива или что они неудачники, то есть сами назначили себя жертвами. Согласившись на эти неписаные условия, они чувствовали себя обязанными жить в соответствии с ними и годами ломали себя, лишь бы угодить обществу. Страх заразен – если мы с этим согласимся. Осуждение неизбежно, чувствовать себя жертвой – нормально, если мы поверим, что это действительно так. Общепринято сплетничать, всем так и хочется знать, что за несчастье постигло знакомого, всех захватывают драматические события, происходящие с другими. Но это становится нормой, только если мы так решим.

Однако мы можем сделать другой выбор. Чтобы помочь этому, я предложил людям принять некоторые новые соглашения (позже я назову их «Четырьмя соглашениями»), с помощью которых можно изменить старые, привычные модели поведения. Я призывал людей ничего не принимать на свой счет и перестать заниматься домыслами. Я просил их быть честными в своих словах, когда они пользуются чудесным даром языка: словами, которые они произносят, и словами, в которые облечены их самые сокровенные мысли. Я просил их делать все в полную силу. Это и есть четыре простых соглашения. Кроме того, я не уставал напоминать ученикам: не верьте, но слушайте. Если начать выполнять эти новые соглашения, произойдет сдвиг в нынешнем положении вещей и реальность человека изменится.

В конечном счете я просил моих учеников сдаться – не мне, не какому-то другому человеку и не по какой-либо причине, – а просто сдаться. Ум придумывает слова, дает им значения, и для большинства людей слово «сдаться» означает что-то малоприятное. Оно означает капитулировать, признать поражение. Ум не способен постичь преимущества тотальной сдачи, но человеческое существо понимает их. Когда ум не создает помех, человек стремится сдаться, как запертый в клетку зверь стремится к свободе. Он умеет уступить требованиям голода или отдаться любовной страсти, умеет провалиться в сон и влюбиться. Когда удовлетворяются эти физические потребности, тело обновляется, становится сильнее. Сдаться жизни – это действие силы. Расставание со старыми историями – это знак благодарности от ума верному телу.

Я уже давно сдался. Моя война со знаниями окончена. Я больше не думаю. Я вижу, слушаю, отвечаю. Слова – не самое неотразимое, что может быть в жизни, это касается и меня, и всех остальных. Гораздо притягательнее сила любви. И все же немногие понимают, сколь много старых соглашений нужно разорвать, чтобы эта сила возобладала.

После того как у меня случился инфаркт, я снова должен сдаться, оставив все ожидания и предположения. Я должен препоручить свое тело жизни и сказать «да» всем ее дарам и ударам.

Если мое тело выживет, я начну все снова и буду со смехом встречать каждый день… И да – я буду смеяться вечно.

12

– Но почему «соглашения»? – в ужасе спросила Лала. – Почему не «заповеди»? Например, «Новые заповеди»! Или «Четыре священных закона»! Или «Благие обеты»!

– Соглашение можно нарушить, – вздохнул дон Леонардо, – или изменить. Никто не будет за это судить или карать.

– Но как это поможет держать смертных в узде?

– А заповеди кого-то удержали? А обеты никто не нарушал?

– Не согрешивши, не покаешься, – сказала она. – Они грешат, а потом судят себя. Бог судит их, а они судят друг друга. Их нужно хорошенько судить.

– Судить, признавать себя виновным – значит идти против себя.

– Правильно. Это Закон Непогрешимости.

Она зевнула.

– Первое соглашение, дорогая моя. Если ты не исполнил соглашение, извлеки урок и в следующий раз сделай все, что от тебя зависит. Прощение – акт милосердия. Дать себе возможность поступить по-другому – значит действовать из любви.

– Наказать отступника – праведное дело.

– Да, так и поступают, и из запуганных детей вырастают мужчины и женщины, которые живут с чувством вины, – но счастливо ли человечество при таких законах, сеньора?

– Счастье, как и ты, – чистая фантазия.

– Как я! Чистая фантазия – это ты.

Они замолчали. Сариты не было с ними, но, помня, как не нравятся ей их перебранки, они удержались от ссоры. В тишине стало ясно, где они находятся. Они оказались свидетелями частной церемонии на вершине пирамиды Солнца.

– Интересное событие, – заметил дон Леонардо, меняя тему.

Лала с тревогой спросила:

– Где это?

– Ну как же, мы на великой пирамиде. Мне ни разу еще не довелось побывать в этом месте.

– Мне тоже, – тихо отозвалась она.

– Значит, тебя повысили!

– Как это может быть?

У Лалы перехватило дыхание. Ей было не по себе, и она ничего не могла с этим поделать. Пирамида Солнца символизировала жизнь, а не ее отражения.

– Да какая разница! – сказал он, подвигаясь ближе к месту действия. – Давай смотреть и слушать внимательно. Вот Мигель, мой внук. Он почти не изменился со студенческой поры.