Книга Третьяков - Анна Федорец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ровно в 12 часов Павел Михайлович поднимался в столовую к завтраку. Только иногда он запаздывал и тогда появлялся с другой стороны, из двери Галереи, с каким-нибудь интересным человеком, художником или приезжим гостем»468. «Стол накрывался на пятнадцать человек — четыре дочери, два сына, две гувернантки, кто-нибудь из гостей»469. И: «После завтрака Павел Михайлович отдыхал у себя в кабинете, лежа на широком, почти квадратном диванчике. Ему приходилось свертываться калачиком, но он предпочитал его большому дивану»470. Затем, приблизительно с часу или двух — и ровно до трех часов, П.М. Третьяков «... занимался в конторе, доделывал работу, не законченную утром». К трем часам ему подавали лошадь, и он ехал в Московский купеческий банк, «в котором долгие годы состоял членом Совета и членом Учетного комитета »471. Из банка Третьяков на полчаса «... заезжал в магазин на Ильинке, хотя необходимости в его присутствии не было. Павел Михайлович решал кое-какие ожидавшие его вопросы и, забрав почту и петербургские газеты, ехал домой. Почта выписывалась на магазин. Даже иногородние художники писали ему на Ильинку. Домой он старался вернуться до 6 часов, чтобы застать еще служащих в конторе, и, отпустив их, шел обедать»472.
По свидетельству Боткиной, после обеда отец «... иногда засиживался, читая с Верой Николаевной вслух, или к обеду приходил кто-нибудь из друзей. Вечер он кончал в конторе. Так бывало, если он не уходил на заседание или в театр или в концерт»473. В.П. Зилоти это подтверждает: «... по вечерам, когда папочка не ехал на заседание или в театр, он оставался после обеда сидеть в столовой, читал и курил свою любимую единственную сигару за день. Мамочка почти всегда в те вечера шла в залу и играла без конца, всегда в темноте. Мы часто забирались под рояль, сидели, притаившись, часами»474. В то же время Н.А. Мудрогель сообщает, что Третьяков после обеда «... шел к себе в кабинет, и тут я ему должен был делать доклад о делах галереи: кто был, что говорили, какие картины повешены вновь, какие перевешены. Отдохнув, он шел в галерею — опять по всем залам, — осматривал, проверял. И после в своем кабинете до глубокой ночи сидел за книгами... Ложился он в первом часу»475.
По-видимому, между этими свидетельствами нет противоречия. Вечернее времяпрепровождение Третьякова во многом зависело от состояния дел, от необходимости в данный момент уделять внимание тем или иным занятиям, а возможно, и от дня недели. Н.А. Мудрогель отмечает, что он описал будний день Третьякова. Вечернее время являлось для Павла Михайловича часами драгоценного досуга, но, даже отдыхая, Третьяков не переставал трудиться умственно и духовно. П.М. Третьяков принадлежал к числу тех людей, которые всю жизнь подчиняют поставленной цели. Н.А. Мудрогель пишет: «Не помню, кто однажды назвал Третьякова маньяком. Если так понимать, что маньяк — это человек, строго преследующий одну цель, так Третьяков, действительно, маньяк. Свою цель — собрать картинную галерею для народа — он преследовал строго, пока не достиг ее»476.
Распорядок дня, расходы, повседневная жизнь семьи и даже торгово-промышленные заботы в немалой степени зависели от идей Третьякова, связанных с галереей. В то же время, как человек добросовестный, он не забывал уделять внимание прочим обязанностям.
Заканчивая описание ежедневного графика Павла Михайловича, Мудрогель резюмирует: «... вот так и строился его будний день без всяких изменений годы и годы. И все мы, служащие галереи, конторы, горничные, знали, в каком часу и где Павел Михайлович будет и что потребует. И невольно тоже вели жизнь самую регулярную. Кучер со смехом говорил, что даже лошадь знала, по каким улицам ехать, на каком углу поворачивать, — так однообразен был путь. Лошадь сама подходила к тем подъездам, где хозяину нужно слезть»477.
Изменений в жесткий график Третьякова не вносила даже летняя жара. Каждое лето семья Третьяковых — как и многие другие купеческие и дворянские семьи — уезжала на дачу: сперва в имение Волынское, начиная с 1880 года в Куракино, а в 1869—1879 годах — «... в Кунцево. Дом пустел, окна занавешивались, комнаты верхнего этажа запирались. Но сам Павел Михайлович ежедневно приезжал в Москву точно к началу открытия конторы и весь день занимался торговыми и общественными делами: каждый день бывал в галерее, справляясь, все ли благополучно»478. Лишь выходные и праздничные дни проводились меценатом иначе. «Праздничные дни его — после обедни — целиком отдавались поездкам по мастерским художников и по антикварным магазинам. Вечером он рассказывал семье, у кого был из художников и какую тот начал писать картину... У многих за день побывает. Он знал всегда, кто над чем работает. О картинах Сурикова и Репина он уже говорил, когда они были в эскизах»479. Впрочем, иногда Павел Михайлович позволял себе «отдохнуть» от поездок по мастерским, заняться реставрацией и промывкой художественных полотен. «...Ясно остались в памяти праздники или воскресенья, когда Павел Михайлович “исчезал”, не показывался, покуда не стемнеет; Андрей Осипович носил ему вниз и чай, и что-нибудь “скорое” закусить. Тогда Андрей Осипович за дверью “окликал” Павла Михайловича, долго-долго иногда стоял с подносом, покуда Павел Михайлович мог найти подходящую минуту передышки в работе, открывал щелку в двери, просовывал свою длинную руку, брал еду, дверь снова как-то, словно герметически, запиралась, так как с нею все звуки умирали. А если было что-нибудь действительно необходимое сообщить ему — мамочка умела “шепнуть” в замочную скважину; никакого ответа не следовало, кроме “гм”, и снова слышалась лишь тишина. Зато вечером, за обедом, он рассказывал о своих “похождениях” в работе и “открытиях” и веселился»480.
Временем относительной «свободы» П.М. Третьякова был завтрак, когда он только готовился к трудовому дню и беседовал с членами семьи. Все его друзья и знакомые знали: в это время с
Павлом Михайловичем можно пообщаться, не боясь оторвать его от дел. «... С тех пор как себя помню, мы редко завтракали одни, в семье, почти всегда кто-нибудь приходил повидать нас в этот час, без зову, зная, что родители всегда дома или, во всяком случае, один из них. Все друзья знали, что в это время менее всего помешаешь... Мамочка и папочка сидели всегда рядом во главе нашего широкого стола, спиною к Толмачевской церкви; мамочка по левую руку папочки. Дамы сидели обычно налево от мамочки, а мужчины — направо от папочки, для удобства разговора. Чем мы становились взрослее, тем более интересовались всем и запоминали говорившееся за столом»481. На завтраки к Третьяковым приходили архитектор А.С. Каминский, художники И.Н. Крамской, В.М. Максимов, В.Г. Перов, В.Е. Маковский, И.Е. Репин, В.И. Суриков, Н.Н. Ге...
Изо дня в день на протяжении значительной части жизни Павел Михайлович трудился, не давая себе права на передышку.
А.Рихау пишет о Третьякове: «... отдыхал он только когда отправлялся путешествовать»482. Действительно, «... Павел Михайлович ежегодно — последние двадцать пять лет своей жизни — ездил за границу на два месяца », обычно — в августе—сентябре. Но ездил он «... почти исключительно с целью изучения музеев и посмотреть на культурную жизнь»483. Сам Третьяков рассматривал подобные путешествия как отдых. Уезжая из страны один либо в обществе любимой супруги, он отрешался от предпринимательских дел, предоставив их ведение компаньонам, он наслаждался новыми впечатлениями и знаниями. По возвращении из очередной поездки, осенью, зимой и в начале весны, по выходным, Павел Михайлович отправлялся в Петербург. Там он посещал выставки и мастерские художников и в этих «художественных хождениях» удалялся от повседневной суеты.