Книга Комбат не ждет награды - Максим Гарин

«Но слава богу, пронесло!»

И теперь дело оставалось за малым.

Наконец новобранец остановился перед ржавой металлической лестницей, ведущей наверх, и ткнул пальцем в перекрытие склада.

– Вот здесь.

Подполковник Борщев, оттолкнув его, вскарабкался наверх и увидел над головой у себя диск люка, какими обычно в городах прикрывают канализационные шахты. Упершись в него плечами, он приподнял крышку и увидел над собой звездное небо. Люк выходил на поверхность неподалеку от складов авиационных бомб. За шиворот ему тут же посыпались комочки земли, сухие травинки вместе с прицепившимися к ним жучками.

Борщев вжал голову в плечи и осторожно опустил люк на место.

"Придется заварить, – подумал он, – и снова все самому. Никому нельзя доверять!

Теперь придется разбираться с этим недоумком, ведь он мог кому-то разболтать о том, что в подземелье спирт".

Борщев быстро спустился по лестнице и заглянув в глаза солдату, ласково поинтересовался:

– Скажи, сынок, сколько раз ты здесь бывал?

– Бля, всего один раз – один. Бля… Товарищ подполковник.

– Один раз?

– Бля буду!

Иваницкий на всякий случай показал поднятый указательный палец.

– Один раз, один…

– Ты здесь не был ни разу. Вообще ни разу, и ни о чем не знаешь.

– Понял, объект секретный, молчать буду.

А ведь это пострашнее атомной бомбы будет, – захихикал солдатик.

Иваницкий прекрасно понимал, даже не настолько страшно будет, если о спирте в подземном хранилище узнают солдаты, куда страшнее, если об этом узнают младшие офицеры и прапорщики. Тогда всей секретности каюк, тогда конец прибылям. Тогда остановится зеленый ручеек, и баксы перестанут капать.

– Так ты точно никому не рассказывал?

– Бля буду, никому, полковник… Товарищи…

– Это хорошо, – Иваницкий даже потрепал по щеке молодого солдата.

– Что я дурак кому-то говорить? Они же все сюда полезут, как муравьи на сахар. Всем же, бля, полковник, товарищ, выпить хочется… Вот и вы пришли, – он глупо улыбнулся, но постепенно начинал трезветь.

"Его придется продержать здесь до утра.

Потом завезти в санчасть и упрятать в изолятор на неделю-другую. А дальше подумаем, что с ним делать. Тем более, большой проблемы с новобранцем не существует. Позвонил, договорился и солдата переведут из их части куда-нибудь в Смоленск или вообще на Курилы. А там он пусть рассказывает басни о цистернах со спиртом. Там ему никто не поверит, а если и поверит, то и пусть".

Решение было принято правильное. Иваницкий прекрасно знал, что самым лучшим выходом было бы убить солдата. Скинуть в цистерну со спиртом и пусть себе лежит заспиртованный – месяц, два, три, год. А можно скинуть в реку, столкнуть с обрыва.

Но он же тогда, мерзавец, всплывет где-нибудь внизу по течению. Найдут сельские жители, приедет военная прокуратура, то, да се…

«На хрена мне неприятности? Лучше отправим его куда-нибудь подальше – за Урал или на Курилы. Там ему, щенку и мерзавцу, самое место. И пусть там рассказывает про составы со спиртом, пусть хвалится. Это будут уже его проблемы, а не мои с Борщевым и, самое главное – не Гапона и не людей из штаба и Министерства обороны. В общем, слава богу, что Борщев нашел какую-то дрянь на подошвах этого гээрушника, и мы пришли сюда. Если бы этого не случилось…» – полковник резко повернулся к своему заму.

– Слушай, а если мы сейчас с тобой сюда не пришли бы, что бы началось, а?

– Не дай бог, полковник, не дай бог… Они прорыли бы тоннели к этим цистернам, сосали бы из них, как пиявки кровь из жопы, до посинения… Все бойцы ходили бы пьяные. Хотя и это не страшно, спирта здесь на всех хватит, торговать бы им начали, в окрестные деревни продавать начали бы. А это для нас – смерть.

В общем, в санчасть его, полковник, и пусть там лежит. И чтобы на окнах стояли решетки.

– Там, в изоляторе, решетки, кажется, есть. А фельдшеру скажешь, Борщев, что этот мерзавец два дня без перерыва блюет, что у него холера. Пусть проверяют. Пусть везут в гарнизонный госпиталь, а я позвоню и со всеми там договорюсь. В общем бояться нечего.

Хорошо, что отловили его. А люк заваришь, понял?

– Понял, полковник, заварю, куда я денусь.

– И как только мы его с тобой пропустили? А может еще где-нибудь есть люки? План у нас с тобой старый, синьки последних лет на изгибах все затертые…

– Был бы план подробнее.

– Нам с тобой, Борщев, еще год продержаться. За этот год Гапон все отсюда вывезет, ничего не останется, кроме железа. А потом в самом деле затопим водой, как Гитлер метро в Берлине, заложим ворота, зальем цементом и пусть там цистерны ржавеют, наше дело маленькое.

Солдат спал, уткнувшись лицом в изгиб локтя. Время от времени он вздрагивал, сопел, будто на него садились мухи, судорожно дергал ногой.

– Ух, мерзавец! Ух, проныра! Ух, шустрый! – сказал Иваницкий на этот раз почему-то взглянув на солдата с неподдельной любовью и с восхищением. – Давай его отсюда вытащим. Кати вагонетку.

Загремели металлические колеса на стыках рельсов и вскоре вагонетка остановилась шагах в десяти от мирно спящего солдата.

– Спит?

– Спит, скотина.

Полковник и подполковник, боясь разбудить бойца, аккуратно взяли его за руки и за ноги, отнесли в вагонетку и, как два раба своего повелителя, покатили вагонетку к эстакаде, упираясь, тяжело дыша и потея.

А солдат спал. Наверное, ему снилась родная деревня, колодец с холодной водой и большое железное, немного помятое ведро. Он пил во сне воду, не отрываясь, но жажда не проходила, хотя в ведре становилось все меньше и меньше.

«Надо будет еще раз опустить ведро в глубокий колодец, вытащить воды и опять припасть к холодному шершавому железному краю и хлебать, хлебать до ломоты в зубах».

Досмотреть сон солдат не успел. Подполковник Борщев перевернул поддон вагонетки, и солдат плюхнулся на бетон. Он вскрикнул, ойкнул и вскочил на ноги, думая, что это старослужащие сбросили его с кровати на пол.

Замахал перед собой руками, словно отгоняя назойливых мух или пчел.

– Стоять!

Голос своего командира солдат мог узнать из тысяч других. Он открыл глаза и прижал руки к потертым карманам галифе.

– Борщев, – сказал полковник Иваницкий, – доставь бойца в часть, в санчасть и пусть там его подержат до моего распоряжения.

Борщев, махнув солдату рукой, приказал тому идти вперед. И когда подполковник Борщев, его подопечный в помятой грязной гимнастерке исчезли, растворились в темноте тоннеля, полковник Иваницкий увидел удивительную вещь, которая потрясла его до глубины души. Он увидел отпечатки протекторов «Урала», который проехал по луже со смазкой. Именно здесь машина приостанавливалась, когда он вскакивал на подножку.