Книга Другая Шанель - Альфонсо Синьорини

Коко снова сажают в машину и везут на улицу Камбон. Возвращение Коко воспринято с явным опасением, никто не осмеливается задавать ей какие-либо вопросы об аресте.

– В чем дело? – спрашивает она ледяным тоном. – Случилось нечто, выбившее вас из колеи? Прошу всех вернуться к работе!

Спустя десять минут в дверь ее кабинета стучится помощница Мартина.

– Мадемуазель, там вас спрашивают. Это женщина, она говорит, что ее зовут Сьюзан.

– Пусть войдет.

Девушка снимает с головы платок, прикрывающий ее золотистые волосы.

– Между прочим, это Шанель. И блузка тоже.

– Я знаю, дорогая. Это же мои дети, я их не могу не узнать.

Кажется, Коко не удивлена визитом. Эту встречу она считала фатальной, и была уверена, что рано или поздно она обязательно произойдет.

– Вы ведь знаете, кто я такая и зачем пришла?

– Да, я знаю, кто ты. И поверь, это заставляет меня испытывать огромную любовь к тебе. А зачем ты пришла, я тоже могу представить. Но лучше сама скажи, так будет правильней.

– Я ненавидела вас, Габриель. Ненавидела всегда. Потому что вас ненавидела моя мать. И в принципе я понимаю, почему. Она была молода и безумно влюблена в мужчину, которого считала героем, рыцарем без страха и упрека. Я никогда не задавалась вопросом, так ли это было на самом деле. И когда мама умерла, я возненавидела вас еще больше. Как будто вы были виноваты в ее смерти, Габриель. Я жила все эти годы в Париже и искала что-то в отношении вас, к чему можно прицепиться. Когда я узнала о ваших контактах с немецким правительством, я подумала, что круг наконец-то замкнулся. Я сказала себе, что моя мать была права и что вы действительно опасная авантюристка. Но сегодня я увидела вас, мадемуазель. Впервые в жизни я была рядом с вами, буквально в нескольких метрах, но вы этого не знали.

Коко смотрит на нее с нежностью:

– А знаешь, я ведь чувствовала, что ты где-то рядом.

– Да, я стояла за дверью. Я ожидала, что вы будете вести себя, как все остальные, кто попадает в эту комнату. Они придумывают предлоги, ноют, твердят, что это заговор, притворяются, что им плохо, требуют, чтобы пришел какой-нибудь представитель властей, который сможет им помочь. А вы были само спокойствие. Я никогда раньше такого не видела. Габриель, я не знаю, виноваты вы или нет. Не мне это решать. Мы, агенты третьего уровня, понятия не имели о том, что в секретном списке британских спецслужб вы указаны как друг нашей страны. Поэтому я только сейчас понимаю, что мы просто зря потеряли время, следя за вами в течение долгих месяцев и пытаясь собрать компромат.

– Но ты ведь не за этим пришла, ведь правда, Сьюзан?

– Нет, Габриель, не за этим. Я хотела сказать, что перестала ненавидеть вас. Сегодня я внезапно поняла, что восхищаюсь вами. И сейчас я хотела бы узнать: вы ненавидели мою мать так же, как она ненавидела вас? Я пойму, если вы ответите «да»…

– Видишь ли, Сьюзан, я не думаю, что твоя мама ненавидела меня. Мы ведь никогда не были знакомы. Мы узнали друг о друге только после смерти Боя. Слишком поздно для чего-либо, даже для ненависти. Я думаю, твоя мать очень любила прекрасного мужчину, в точности такого, каким она тебе его описывала. Конечно, Бой обманывал и ее, и меня. Но это никак не повлияло на ту любовь, которую мы обе испытывали к нему. Я понимаю твою маму. Когда Бой умер, я тоже возненавидела весь мир. Возненавидела даже сильнее, чем в тот момент, когда мой отец бросил нас с сестрами в сиротском приюте на восемь лет.

– Спасибо вам, Габриель. Наверное, я пришла сюда именно потому, что устала ненавидеть.

– Твой отец, Сьюзан, был удивительным человеком. Второго такого не было и нет. Я знаю, что это говорила тебе и твоя мать. И я рада, что теперь могу сказать тебе то же самое. Гордись им, девочка моя. Гордись всегда.

Эпилог

В обитом бархатом люксе отеля «Ритц» играет радио. Когда сладостная мелодия заканчивается, бодрый мужской голос говорит:

– Друзья, вы только что прослушали незабываемую песню «And I love her» фантастической группы «Битлз». Несколько месяцев назад было принято решение о роспуске группы, но мы никогда не забудем ливерпульскую четвертку. А теперь…

Полная пожилая женщина, с трудом переставляя ноги, движется к дивану.

– Коко, – тихо говорит она, – хочешь, выключим радио? Все равно там один шум и грохот, нормальной музыки не дождешься.

– Не надо, пусть играет. Конечно, это не совсем та музыка, которую я люблю, но все-таки она поднимает мне настроение.

Коко совсем не чувствует своих ног. И глаза ее почти не видят. Она лежит под светлым покрывалом на диване, подтолкнув под спину подушку.

– Мне симпатичны эти ребята. Знаешь, что о них говорят?

– Коко, я даже не знаю, кто они. Не понимаю, о ком ты?

– Да о «Битлз» же! Их песню только что передавали по радио. Я читала, что их считают большими новаторами. Говорят, стиль, в котором они поют, стал революцией в музыке и не только. То же самое в свое время говорили и обо мне, я много раз читала такое о Коко Шанель.

Полная пожилая женщина кутается в кашемировую шаль разных оттенков красного.

– Ты уверена, что не хочешь лечь в постель? – заботливо спрашивает она, не обращая внимания на слова Коко.

– Да иди ты к черту! Постель – это смерть. Я использовала множество постелей, но лишь для того, чтобы спать или заниматься любовью. Теперь, когда увидишь, что я лежу в постели, знай: я решила умереть.

Коко стала совсем хрупкой, ее тело иссохло. Рядом с диваном, на который она отдыхает, стоит флакон со скошенными краями и пробкой, напоминающей изумруд. Это духи, ее духи, имеющие вкус успеха. Это почти все, что осталось от былой славы. Семнадцать лет назад, попытавшись вернуться, Коко Шанель потерпела шумный крах, однако сумела справиться с этим. Но… Компания ей больше не принадлежит, она продала и свое недвижимое имущество, и свой дом моды. Ей большой друг Пьер Вертаймер предоставил Коко два процента с прибыли от продажи духов и ателье на улице Камбон. Это соглашение дало ей вторую жизнь, начавшуюся 5 февраля 1954 года.

– У меня все получится, Пьер. Вот увидишь, мне уже немало лет, но я вовсе не старушка, готовая к отходу в мир иной. Признаюсь, я подумывала о том, что пора ставить точку. Но теперь… отчего бы не выйти на новый виток? У меня в голове модные идеи на несколько десятилетий вперед. Ты меня хорошо, знаешь, Пьер, я от своих планов не отказываюсь.

Пьер действительно хорошо знал ее, знал этот тон, которым она говорила. Он даже побаивался Коко, ее непредвзятых суждений, ее бесконечной веры в собственные силы. Мадемуазель Шанель никогда не ошибалась.

– Я буду рядом с тобой. Я тебя не предам!

Они вместе пережили несколько тревожных дней, последовавших за памятным февральским показом. Пережили поражение, которое Вертаймер воспринял как перст судьбы, а Коко… просто-напросто проигнорировала, считая, что поражение – это не про нее.