Книга Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

У Фокса, единственного в городе, был надежный мотор, и, помимо работы в британском представительстве, этот человек занимался зарядкой всех радиобатарей в Лхасе. Кроме того, он мог напрямую связываться с Индией по радиосвязи, и его ценили как очень надежного человека.

Слуги доложили о нашем приходе и провели нас на второй этаж здания. На залитой солнцем веранде стоял накрытый для завтрака стол. Сколько лет прошло с тех пор, как мы в последний раз сидели в креслах? Мы глаз не могли отвести от скатерти, ваз с цветами, книг – всей этой со вкусом, по-европейски обставленной комнаты. Нам казалось, будто мы вдруг очутились на родине. Хозяин дома вполне понимал наши чувства. Он с улыбкой следил за нами, за тем, с каким удовольствием мы разглядываем книги, и любезно предложил нам пользоваться своей библиотекой. Мы начали беседовать. Фокс тактично избегал вопроса, который больше всего беспокоил нас в глубине души: считаемся ли мы все еще военнопленными? Наконец мы прямо спросили, остаются ли наши товарищи до сих пор за колючей проволокой. Фокс не располагал такой информацией, но обещал навести справки в Индии. Затем он заговорил о нашем положении. Как выяснилось, Фокс в подробностях знал о нашем побеге. Он дал понять, что слышал от тибетского правительства, что мы скоро отправимся обратно в Индию. Нас такая перспектива не особенно радовала, и он поинтересовался, не хотим ли мы работать в Сиккиме. Там у него были хорошие связи, и он собирался ехать туда через несколько дней. Мы честно признались, что предпочли бы остаться в Тибете. Но если это окажется невозможным, мы с радостью воспользуемся его предложением.

Важный разговор о нашей дальнейшей судьбе отнюдь не портил нам аппетит. Завтрак показался нам вкусным как никогда, и очень скоро все чайники, кофейники, тарелочки и корзинки опустели. Не обидели ли мы хозяина своей бесцеремонностью? Но он только, посмеиваясь, приказал слугам подать еще кушаний. Тут наш разговор коснулся личных тем. Наконец мы изложили свою просьбу: отправить письмо на родину. Британский посланник пообещал нам содействовать в отправке корреспонденции через Красный Крест. Позже у нас появилась возможность время от времени посылать письма через представительство Великобритании. Но чаще нам приходилось пользоваться сложной системой тибетской почты. Письма мы запаковывали в два конверта, приклеивали тибетские марки и отправляли на границу человеку, который снимал там первый конверт, наклеивал индийские марки и посылал письмо дальше. При удачном стечении обстоятельств письма из Европы доходили до нас за две недели, а из Америки – за двадцать дней. В Тибете корреспонденцию доставляют бегуны, сменяющиеся каждые шесть с половиной километров. На всех важнейших направлениях имеются маленькие почтовые станции. У каждого почтальона есть копье с бубенцами, которое обозначает принадлежность к этой профессии. Копье в случае необходимости используют в качестве оружия, а звоном бубенчиков отпугивают диких зверей в темноте. Марки существуют пяти разных видов, их печатают на монетном дворе и продают в почтовых отделениях.

Важные визиты в Лхасе

Этим разговором мы остались очень довольны. Нам явно шли навстречу, а это было особенно важно. Мы надеялись, что англичане убедились в том, что мы не представляем угрозы. В самом хорошем расположении духа мы двинулись обратно к дому Танме, от которого находились в трех километрах. Но уже в Шо, районе ниже Поталы, где располагались разнообразные официальные учреждения, храмы и государственные типографии, мы сделали остановку. Дело в том, что еще по дороге туда к нам подошли слуги и объявили, что их высокий господин просит нас на обратном пути из британского представительства посетить его. В ответ на наши расспросы, кто же это желает встретиться с нами, нам сказали, что это монах, занимающий высокий государственный пост, один из четырех трунъи чемо. Это очень могущественные чиновники, в чьих руках находится судьба всех монахов Тибета.

Теперь нас провели в большой солидный дом, где прислуживали только монахи. Все в этом здании сияло чистотой, полы из натурального камня, казалось, были чисты, как тарелки. Нас радушно приветствовал симпатичный пожилой человек и предложил нам выпить чаю с печеньем. После обычного обмена любезностями завязалась беседа, в которой чувствовался неподдельный интерес хозяина дома. Ему известно, открыто признавал он, что Тибет – отсталая страна, и люди вроде нас могут принести ей пользу. К сожалению, не все пока это понимают, но он будет рад замолвить за нас словечко. Чиновнику было интересно знать, чему мы учились и чем занимались на родине. Давно не приходилось нам разговаривать ни с кем о своем образовании. Особый интерес вызвала профессия Ауфшнайтера. Он был агротехником, а в Тибете совершенно отсутствовали специалисты в этой области. А какие возможности у этой обширной страны!

На следующий день мы нанесли официальные визиты всем четырем членам Кабинета министров. Им принадлежит высшая власть в стране, подотчетны они только регенту. Трое из них – светские чиновники, а четвертый – монах. Все они происходят из знатных семейств и живут на широкую ногу.

Мы долго раздумывали, кого посетить первым. Согласно этикету, сначала следовало бы посетить министра-монаха, но мы решили в обход протокола начать с самого младшего по возрасту. Суркхан,[40] тридцати двух лет от роду, считался наиболее прогрессивным среди своих коллег. Поэтому мы полагали, что с ним легче всего будет найти общий язык.

Министр радушно встретил нас и сердечно приветствовал. Мы сразу друг другу понравились. Он был удивительно хорошо информирован обо всех текущих мировых событиях. Нас накормили замечательным обедом, а когда мы собрались уходить, чувство у нас было такое, будто мы знакомы с этим человеком многие годы.

Следующим мы посетили министра по имени Капшёпа. Этот дородный господин, полный сознания собственного достоинства, вел себя с нами надменно. Восседая на троне, он подождал, пока мы закончим кланяться, и только потом милостиво указал на два стула. На нас хлынул поток напыщенных речей. В самых эффектных местах министр откашливался, и тут же слуга подносил ему золотую плевательницу. Это было верхом позерства. Конечно, сплевывать в Лхасе не считалось неприличным, и на столах всегда стояли маленькие плевательницы, но чтобы плевательницу подносил слуга – такого мы еще не видели!

Во время первой встречи мы не смогли понять, что он за человек. Поэтому мы просто сидели и ждали, что произойдет, отвечая вежливостью на вежливость и церемонно отпивая традиционный чай. Капшёпа не предполагал, что мы говорим по-тибетски, поэтому призвал своего племянника переводить наш разговор. Как раз благодаря владению английским языком этот молодой человек получил пост в Министерстве иностранных дел, и нам еще не раз довелось сталкиваться с ним. Это был типичный представитель молодого поколения, получивший образование в индийских школах и горящий желанием реформировать Тибет. Но пока он еще ни разу не отважился изложить свои взгляды в присутствии консервативных монахов. Однажды, оставшись с ним наедине, я не смог удержаться от замечания, что, видно, мы с Ауфшнайтером слишком рано оказались в Лхасе. Вот если бы мы попали сюда на несколько лет позже, когда он и еще несколько молодых аристократов станут министрами, работы для нас здесь было бы очень много.