Книга Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«— Приблизься, слуга Иисуса Христа, и взгляни на то, что ты так жадно желал увидеть.
Галахад робко приблизился и заглянул в Святую Чашу. Он совсем было заглянул в нее, но тут, на пороге духовной тайны, его бренную плоть обуяла сильнейшая дрожь.
Слова замирают на языке, не в силах сорваться с уст: «Господи, славлю и благодарю Тебя за то, что Ты исполнил мое желание, ибо теперь я познал то, о чем мой язык не смел молвить и сердце мечтать не дерзало. Здесь, предо мною, — чистейший источник жизни, Глава спасения нашего; здесь я воистину зрел чудо, затмевающее все остальные!» Галахад пребывает распростертым перед Граалем и умирает; а сам Грааль исчезает в небесной выси. Сие откровение преступает пределы дольнего мира и само являет его предел».
Мы достигли пес plus ultra своих исследований, так что пора возвращаться к анализу материальных атрибутов Грааля. Но прежде постараемся обобщить все сказанное: имея форму блюда или потира, он обозначается преимущественно такими словами, как «graal» (грааль), «vaissel» (сосуд), «calice» (потир) или их эквивалентами. Его называют «богатым», реже — «святым». Он бывал украшен драгоценными камнями и заливал алмазным сияньем. Его несла юная дева или он двигался по собственной воле. В романе Кретьена в нем пребывала одна-единственная гостия, или облатка. Следовательно, с ним обходились как с сосудом, содержавшим кровь Христа, как с реликвией, причастной Его Распятию. Он появлялся в окружении иных предметов, таких, как широкое блюдо или кровоточащее копье. В некоторых случаях он становится чудесным источником яств. Во имя его отправляются в путь, полный приключений. Причем приключения могли вписываться в традицию типичного рыцарского романа, а могли нести на себе отсвет особой религиозной символики.
Мы можем описать Грааль, но что мы знаем о его истории? Парадоксально, но романы о Граале вовсе не являются религиозными трудами, они пропитаны чисто светским духом рыцарства. Они не претендуют на особую религиозную глубину. Западный агностицизм XXI в. едва ли может представить мир, в котором так легко переплетаются светские и религиозные мотивы. Но если мы хотим постичь истоки Грааля, то нам необходимо исследовать именно мир Средневековья.
ТЕМНЫЕ ИСТОРИИ,
СОМНИТЕЛЬНЫЕ РЕЛИКВИИ
Иосиф Аримафейский и Лонгин
Для средневекового читателя образы Грааля и копья оказывались генетически связанными с библейским преданием. Подобные представления были весьма устойчивы и отразились во всех романах, за единственным исключением, которое составляет роман самого Кретьена. Грааль и копье обычно описываются как реликвии, связанные со страшными Страстями Господними. И нет оснований сомневаться в том, что отсутствие библейских реминисценций у самого Кретьена является результатом незавершенности его романа, и только.
В прологе к роману «Перлесво» дается краткий и точный отчет об основных событиях, связанных с Граалем и копьем, и рассказывается о той роли, какую они сыграли во время Распятия.
«Иосиф… в продолжение семи лет был воином при Пилате и не просил за свою службу ничего, кроме разрешения снять тело Спаса нашего со Креста… Пилат разрешил Иосифу взять тело Спасителя, полагая, что, сняв со Креста, Иосиф с позором протащит Его тело чрез весь град Иерусалим и бросит где-нибудь на гноище за чертой города. Но намерения доброго воина были не таковы: напротив, он воздал телу всевозможные почести и с миром упокоил его в священном гробе; он же хранил копье, пронзившее ребра Христа, и Святой Сосуд, в который верующие в Него, исполненные страха Божия, собрали кровь, что истекла из ран Его, когда Он был пригвожден ко Кресту».
Благодаря «Персевалю в прозе», а также «Первому» и «Третьему» продолжениям мы знаем, что это копье имел при себе воин по имени Лонгин. Хотя в большинстве случаев этот герой остается безымянным, нетрудно убедиться, что в описании копья отразились конкретные черты и бытовые подробности предания о Лонгине.
Что касается Распятия и Страстей Господних, то романы далеко отходят от библейской версии событий. Если мы обратимся непосредственно к тексту Евангелий, то обнаружим, сколь скромную роль играет в них Иосиф Аримафейский. Он кратко упоминается в трех Евангелиях, свидетельства которых о крестной смерти Христа практически совпадают, — то есть в так называемых синоптических Евангелиях, в которых Иосиф предстает как «знаменитый член совета» (Мк. 15,43) или «богатый человек из Аримафеи» (Мф. 27,57). При этом евангелист Матфей сообщает, что «Иосиф… также учился у Иисуса» (Мф. 27,57). Евангелист Иоанн, чей рассказ отличен от свидетельств синоптиков, уточняет, что совершить над телом Иисуса традиционные для иудеев погребальные обряды Иосифу помогал Никодим (Ин. 19,39–40). И это все, что нам сообщается. Копье фигурирует на страницах Евангелия от Иоанна: «Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его…» (Ин. 19, 34–35).
Христиане последующих веков не удовольствовались столь кратким рассказом, поэтому получили распространение «доработанные» апокрифические версии Евангелий. Новозаветный канон, как всем известно, формировался в течение некоего периода времени, причем на определенном этапе становления канона из него были исключены даже Евангелие от Иоанна и Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис). С другой стороны, в наиболее древних дошедших до нас списках Библии встречаются книги, которые ныне преданы почти полному забвению, например послание апостола Варнавы[119], «Климентины»[120] (послания Климента, папы римского) и «Дидахе»[121] («Учение двенадцати апостолов»). Почти не пользуются авторитетом пространные повествования о Страстях Господних, такие, как старинное Евангелие от Петра[122] (ок. 150 г. по Рождестве Христове), «Деяния Пилата», называемое также Никодимовым Евангелием[123], написанное на исходе IV в.[124]. Некогда эта книга пользовалась чрезвычайной популярностью и была переведена на все европейские языки с латинского оригинала, который сам являлся переводом, выполненным в V в. Один из европейских переводов был включен в состав романа из Артуровского цикла, известного как «Книга об Артуре». Существует свыше четырехсот изводов латинского протографа, в основу которых положены три главные версии текста. Чаще всего переводы были свободными, впитавшими в себя и новые образы, порожденные воображением, и традиционные детали, заимствованные из Евангелий. Возникшая в результате подобной компиляции книга вызывала глубочайшее уважение и воспринималась, как это ни странно, как аутентичная: в Библии, составленной для Ричарда II, Никодимово Евангелие помещено между Евангелием от Иоанна и «Деяниями апостолов». Именно в Никодимовом Евангелии с чрезвычайной полнотой рассказывается о событиях, произошедших после Страстей Господних.
