Книга Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Однако едва ли стоит считать итогом этой борьбы победу «немецкой» придворной группировки. «Немцы», прежде всего Бирон и клан Левенвольде, действительно оказывали сильное влияние на Анну, но не стоит преувеличивать их сплочённость. С ними объединялись исконно русские вельможи М.М. Голицын, А.М. Черкасский, П.И. Ягужинский, Н.Ф. Головин, а сами «немцы», борясь за царские милости, интриговали друг против друга. Дипломаты докладывали и о конфликтах Бирона с Остерманом, а Остермана — с Минихом. К тому же выдвигались не только иноземцы. Так, в начале царствования Анны карьеру сделал князь Алексей Иванович Шаховской: в 1730 году стал сенатором и генерал-адъютантом; в 1731-м — подполковником нового гвардейского полка; в 1732-м получил тысячу душ и дом в Петербурге; в 1733-м — чин генерал-лейтенанта.

Летом и осенью 1730 года Рондо и Лефорт докладывали об объединении Бирона, Ягужинского и Левенвольде для борьбы с Остерманом. Успех казался несомненным; английский консул докладывал в Лондон о настроениях «всего старого российского дворянства», «с нетерпением ожидающего свержения фаворитов». Но как только Ягужинский, назначенный в октябре 1730 года генерал-прокурором Сената, попробовал вернуть себе прежнее влияние и стать кем-то вроде первого министра, его недавние союзники тут же объединились с Остерманом. В результате вошедший было в «силу» министр (к началу 1731 года он стал графом, шефом нового Конногвардейского полка и начальником Сибирского приказа) начал терять «кредит». К концу года «шумного» и невоздержанного на язык Ягужинского отправили подальше от двора и Сената — послом в Берлин. Из круга претендентов на роль ближайших советчиков императрицы выбыл и С.А. Салтыков.

Указ Анны Иоанновны Сенату об учреждении Кабинета министров с собственноручной подписью императрицы. 6 ноября 1731 г. РГИА

В ноябре 1731 года Кабинет министров был создан. В него вошёл престарелый канцлер Гавриил Иванович Головкин, олицетворявший преемственность с эпохой Петра Великого, но никогда не претендовавший на самостоятельную роль. Вторым его членом стал князь Алексей Михайлович Черкасский, «человек доброй, да не смелой, особливо в судебных и земских делах», по характеристике генерала В. де Геннина, хорошо знавшего бывшего сибирского губернатора по совместной работе. Знатный вельможа, хозяин огромных владений и родового двора в Кремле, канцлер и андреевский кавалер отныне ни в каких политических «партиях» замечен не был. Эти качества обеспечили князю политическое долголетие: он благополучно пережил царствование Анны, два последующих переворота и скончался в почёте уже во времена Елизаветы.

«Душой» же Кабинета и реальным министром иностранных дел империи стал Андрей Иванович Остерман. Над его «дипломатическими» болезнями и скупостью посмеивались, но обойтись без высококвалифицированного администратора, умевшего грамотно проанализировать и изложить суть проблемы и предложить пути её решения, не могли. Для противовеса Остерману после смерти Головкина в состав Кабинета последовательно вводились его оппоненты из русской знати: сначала возвращённый из почётной ссылки Ягужинский (1735), затем деятельный и честолюбивый А.П. Волынский (1738) и, наконец, будущий канцлер А.П. Бестужев-Рюмин (1740).

В «Слове в день коронации… Анны Иоанновны», посвященном первой годовщине царствования, Феофан привёл показательное сравнение: обретшей самодержавную власть императрице выпали «беспокойство, тягота, труды», а её подданным — «сладкия плоды, покой, облегчение, беспечалие». Корона не только даёт честь и славу, но и «уязвляет» «главу» монархини, поскольку требует «бесчисленных попечений», «чтобы главы подданных… в тишине и веселии пребывали».

X. Манштейн писал в мемуарах о желании Анны Иоанновны «вникать во все дела»; о стремлении государыни «во всё вникать и всё видеть» сообщал своему двору и Лефорт. Журнал Кабинета министров перечислил дела, решавшиеся с участием государыни 13 ноября 1731 года:

«… Потом изволила в Кабинет прибыть её императорское величество.

В то прибытие, во-первых, чтены принесённые из Коллегии иностранных дел реляции, отправленные из Царяграда.

Потом чтены пункты, учинённые о кадетском корпусе, где оному и каким порядком быть.

Ея императорское величество изволила подписать следующие указы: 1) в Соляную контору — об отпуске в комнату государыни принцессы денег 3000 рублёв; 2) в Сенат — о счислении воинских чинов пред гражданскими и прочими по прежней табели в рангах старшее, кроме первых двух классов; 3) в Сенат же — о неназывании придворным и гражданским чинам, против рангу своего военными чинами, а военным, кои чинами ниже генерала, просто генералами;

4) к генералу фон Вейсбаху — о выборе и о присылке, против меры, великанов от 15 до 20 человек и о посылке с ханского письма перевода и о переводчике.

Потом чтён доклад господ министров о даче жалованья, против прежних окладов вдвое, определённым в Кабинет: секретарю Козлову по тысяче, камериру Пташкову по пятисот по сорока рублёв на год, который доклад её императорское величество всемилостивейше конфирмовать и собственною своею рукою подписать соизволила.

Изволила её величество отдать поданное прошение новгородского архиепископа Феофана о даче синодальным членам жалованья, которое по отбытии её величества из Кабинета приказано сообщить к учинённой о жалованьи их выписке, и как справка взята будет, в то время доложить».

Как видим, рабочий день государыни был довольно напряжённым: надо было вникнуть в «чтённые» ей доклады по разным делам, которые явно требовали размышления, обсуждения и не всегда могли быть решены тотчас же; надлежало подписать указы — одни (например, о выдаче денег на содержание племянницы) были инициированы ею; другие же требовали заблаговременного согласования или, по крайней мере, внимательного прочтения перед подписанием. Наконец, сама императрица давала поручения министрам — или, как в данном случае, передавала им для решения полученное ею прошение.

В другой день, 11 декабря, она составляла резолюции на сенатских докладах и прочих документах и «слушала» челобитные:

«…3) о бытии ландмилицким офицерам против армейских рангою ниже; 4) о позволении продажею деревень на расплату долгов князь Александровой жене Долгорукого;

5) о позволении в Риге печатать немецкие учебные книги;

6) на челобитной бригадира Сойманова — о увольнении на год; 7) на счёте агента Симона о выдаче ему из Монетной конторы задело 14 кавалерии 5878 рублёв 80 коп., а остаточного золота — о принятии в тое контору.

И при том её императорскому величеству докладывано по прочим же сенатским докладам и по челобитным, которых, слушав, изволила указать следующее:

По 1-му — о даче жалованья вдовам, коих мужья из службы отставлены, против тех же жён, которых в службе убиты и померли, — и в том им отказать; по 2-му — о повышении чином артиллерии обер-кригс-комиссара Унковского — отложить до конфирмации артиллерского парка; по 3-му — о даче Гессен-Гомбургскому князю столовых и пансионныхденег — оной доклад её императорское величество изволила взять к себе.