Книга Дневник моей памяти - Лара Эвери

Мне не нравится внутренний цензор, который сидит во мне и указывает, что можно говорить, а что нельзя – но Стюарт все делает из любви ко мне, и делает так много! Он никогда не поставил бы мне это в упрек, но я сама себя упрекаю. Стоит мне начать повторяться, или забыть, где я бросила телефон, или не выгулять Щена – мне стыдно.

Но почти со всеми делами я пока что справляюсь. С большинством дел. Просто не каждый раз. Понятно, Стю?

Я сдержала слезы. Вспомнила себя всего пару месяцев назад – как порхала без забот, мечтала жить одна в Нью-Йорке.

Но дело ведь не в том, чтобы вовсе не падать, а в том, чтобы каждый раз снова вставать на ноги, верно? Стюарт с ободряющей улыбкой ждал, пока я собиралась с силами.

– Ты уверена? – засомневался он.

– Да, я хочу.

Я цеплялась за перекладины стремянки так отчаянно, будто висела на краю пропасти. Стюарт, готовый подстраховать меня за ноги, спросил, не нужна ли помощь. Я отказалась, и пусть я останавливалась на каждом шагу, но держалась молодцом. Преодолев обе лестницы, я уселась на плоскую нагретую кровлю, запыхавшаяся, счастливая, будто победитель марафона. Я бы еще раз залезла, лишь ради этого чувства, что я снова живу и жить на свете хорошо. И не беда, что я устаю.

Стюарт подошел к контейнеру со льдом посредине крыши и откупорил бутылку пива.

– А это Сэмми, моя подруга! – Рядом с девушкой в бикини расцветки американского флага, развалясь, сидел Куп. В своей любимой майке «ВСЕ В КАЙФ». Я вглядывалась в лица вроде бы знакомых ребят в красно-бело-синих банданах, в клубах сигаретного дыма – и, черт возьми, как же я обрадовалась Купу! Не передать, как легко стало на душе, когда я увидела там, на крыше, родное лицо! Куп был, как бы сказать точнее… такой свой, понятный. И тут я вспомнила, когда в последний раз испытывала ту же полноту жизни – на карьере, с Купом. Значит, все сходится.

– Привет, Куп! – сказала я, переводя дыхание. И указала на люк в крыше. – Я влезла на обе лестницы!

– Ну что ж, поздравляю! – Куп, запрокинув голову, поднес ко рту бутылку пива, залпом допил и отставил в сторону.

– Да, молодчина! – крикнул Стюарт, стоя возле контейнера со льдом, и снова повернулся к Россу Нервигу, который втянул его в разговор о поэзии.

– Кому воды? – спросил, вставая, Куп. – Перехожу на воду!

– Мне воды, – попросила я.

Куп принес запотевшую бутылку и вернулся на прежнее место, рядом с Малышкой Кэти, с которой у него якобы «ничего нет».

Спустя минуту я заметила, как что-то темное приземлилось ей на ногу. Кэти с визгом вскочила. Куп, занятый разговором с девушкой, сидевшей по другую сторону, обернулся.

– Отойди от него! – завопила я, глядя на Кэти.

– Что? – ничего не понимая, вскрикнула она, продолжая размахивать руками.

– Отодвинься, пожалуйста! – Я жестом велела ей отойти подальше от Купа.

Куп понял, в чем дело, и перебрался на противоположный край крыши.

– У него аллергия на пчел, – объяснила я Кэти уже спокойнее.

– Улетела? – спросил меня Куп.

– Улетела.

«Спасибо», – одними губами поблагодарил он.

Весь следующий час я тренировала свои недавно открывшиеся способности к светской беседе то на одном, то на другом, стараясь не забыть подробности их биографий.

В паузах я проверяла себя: Бекка в Вашингтоне, Линн решила не идти на стажировку, Джефф работает в строительной фирме у отца Росса Нервига. Бекка: Вашингтон; Линн: без стажировки; Джефф: у отца Нервига.

Вскоре на меня накатила слабость. После подъема по лестнице я выпила обезболивающее, и на меня накатила дремота.

Когда Стюарт наклонился меня поцеловать, я шепнула: «Эй!»

– Эй! – отозвался он. Взгляд у него тоже был сонный, но по иной причине.

– Мне, пожалуй, пора, – сказала я.

– Нет. – Он нахмурился.

– У меня… это, как его… горючее кончается.

– Ну ладно, еще минутку – и домой.

– Ты и так дома!

Стюарт наклонился к самому моему уху, зашептал мягкими, теплыми губами:

– Если хочешь, оставайся. А я тебе водички принесу.

Я притянула его к себе за рубашку.

– Нет. Побудь с друзьями, отдохни. Я серьезно.

– Ну давай я тебя просто чмокну! – От его соленого, мокрого поцелуя стало щекотно, и я невольно рассмеялась.

– Стюи, скорей! – орал Росс, тыча пальцем в небо и размахивая книгой, точно викинг топором.

Уже гремел салют.

– Погоди, детка, я обещал Россу прочесть вслух Гинзберга, – заплетающимся языком проговорил Стюарт и поплелся к другу. Я снова тихонько засмеялась. На меня смотрел Куп. Я пожала плечами, улыбнулась.

– Ребята! Я сейчас прочту… – объявил Стюарт, стоя на фоне неба, исчерченного золотыми полосами салюта. Он заглянул в книгу, и строки «Америки» зарокотали с силой и страстью. Строки отчаяния, стихи о том, как отдаешь все и остаешься ни с чем.

Позади Стюарта вспыхивали цветные огни; все взгляды были устремлены на него. Он декламировал, отчаянно размахивая руками, а рядом стоял Росс, кивая, аплодируя любимым местам. Интересно, что сейчас пишет Стюарт? Будет ли он когда-нибудь читать вслух свои рассказы, вкладывая душу в каждое слово? Стюарт был великолепен. Стюарт был пьян.

Я вспомнила, как единственный раз в жизни вот так напилась. В апреле на вечеринке Куп признался, что «всю жизнь мечтал напиться» со мной на пару, но на самом деле мы с ним однажды уже напивались.

В то лето, перед поступлением в Гановерскую школу, еще до той истории со «свиданием», Куп с товарищами по бейсбольной команде стащили у чьих-то родителей виски, и Куп уговорил меня попробовать, смешав его с газировкой «вишня-ваниль». Это было, разумеется, еще до того как я решила уехать из Верхней долины – я тогда еще не увлекалась дебатами, не мечтала о Нью-Йорке, о Стюарте.

Вначале мне понравилось, и я пила виски как лимонад.

Мы с Купом толкались и прыскали со смеху. Он стащил мои очки и носился с ними по двору, а я догнала его и оседлала. Он прокатил меня на плечах до самого леса, а там я спрыгнула, покачнулась, и меня стошнило.

Куп придерживал мои волосы, когда меня выворачивало наизнанку, и приговаривал: «Ничего, ничего».

Вытирая губы, я выдавила:

– Все, с меня хватит!

– Что хватит – блевать? – спросил Куп, и мы оба так и покатились со смеху. Ржали как дураки, и было хорошо.

Я вспомнила, как он наклонился ко мне, не отшатнулся, даже когда на меня противно было смотреть. Вспомнила тепло его рук, когда он собирал мои волосы в узел.

Я увидела, как девушка в звездно-полосатом бикини протянула Купу стаканчик, но тот отмахнулся.