Книга Диана Де Пуатье - Иван Клулас

Третий фронт открыли в Пикардии. Здесь армию возглавляли сам король, дофин и его младший брат. Задача состояла в том, чтобы поддержать операции маршала дю Бье, осаждавшего Булонь. Каждый старался привлечь к себе внимание государя каким-нибудь подвигом. В авангарде, под командованием Бриссака, граф д’Омаль, граф д’Энгьен, герцог Неверский, граф де Лаваль и Ла Тремуй наперебой рисковали жизнью[279].

Во время очередной стычки д’Омаля тяжело ранили копьем. Острие вошло над правым глазом, ближе к переносице, и, проникнув в кость, отломилось. Д’Омаля доставил в тыл его младший брат Клод, маркиз де Майенн, и хирург Амбруаз Паре сделал операцию. За неимением подходящего инструмента хирург вооружился кузнечными клещами. В присутствии его офицеров Амбруаз Паре спросил лотарингского принца, рискнет ли он подвергнуться операции таким недостойным образом и дозволит ли упереться ногой в свое лицо. «Я согласен на все, действуйте», — ответил д’Омаль. Спокойствие ни на секунду не оставило его во время этой мучительной процедуры, и, «хотя дело не обошлось без повреждений кости, нервов, вен, артерий и прочего», принц держался так, «будто ему всего лишь вырвали волосок», — писал хирург. О том, что ему больно, свидетельствовало лишь восклицание «Ах, Боже мой!»[280].

Такое мужество привело в восхищение дофина Генриха, и прежде восторгавшегося ратными подвигами Франсуа д’Омаля. У дофина возникло чувство, что столь несравненному храбрецу можно слепо доверять. Раненый четыре дня провел между жизнью и смертью, однако могучее здоровье в конце концов победило. Вместе со славным шрамом от этого ранения д’Омаль получил прозвище «Меченый» — нечто вроде почетного титула за отвагу.

Тем временем осада Булони продолжалась. Маршал дю Бье надеялся покончить с ней и обратить все силы на Гин и Кале. Лагерная жизнь сблизила Генриха с братом. Они никогда не ссорились всерьез, но со времен Крепи почти не виделись. Секретный документ с изъявлениями недовольства по поводу договора не был направлен лично против Карла, но осуждал то, как им манипулировали. Зато теперь некоторая натянутость отношений, подогреваемая герцогиней д’Этамп и ее друзьями, исчезла.

Осадная война, которой не видно конца, побуждала принцев искать развлечения в играх, порой довольно глупых. Так, в начале сентября Карл с компанией веселых спутников забрался в дом, чьи обитатели недавно погибли от эпидемии. Молодые люди резвились, потроша перины и матрасы. Вскоре после того, когда Карл вместе с отцом и братом жил в аббатстве Фоне-Монтье, приблизительно в десяти лье от Булони, ему стало плохо. У принца началась лихорадка, сопровождаемая приступами рвоты и судорогами в конечностях. Ему сделали кровопускание. Опасаясь, что болезнь заразна, дофину, приходившему справляться о здоровье брата, восемь раз запрещали входить в комнату больного. Потом наступило слабое облегчение. Но оно оказалось обманчивым. Карл скончался 9 сентября в 3 часа пополудни. Ему было 23 года. Отец и брат горько его оплакивали. Тело принца набальзамировали и оставили в аббатстве Сен-Люсьен де Бове в ожидании последующего захоронения в королевской усыпальнице Сен-Дени[281].

Смерть Карла разрушила надежды Франциска I на объединение французской и австрийской династий. Правда, он пытался спасти положение, предложив сочетать браком свою последнюю незамужнюю дочь Маргариту с принцем Филиппом Испанским. Однако этот план просуществовал очень недолго, поскольку король Франции медлил с передачей Савойи законному герцогу и между двумя венценосцами вновь возникло недоверие, что делало заведомо невозможным согласие между ними.

Смерть любимого сына погрузила государя Франции в глубокое уныние. Несмотря на пошатнувшееся здоровье, он кочевал из замка в замок, пытаясь найти забвение в непрерывных охотах, где его сопровождали лишь несколько самых близких людей. Дофин следовал за отцом из чувства долга, но не мог не злиться от того, что его оттеснили от вершения государственных дел фавориты герцогини д’Этамп адмирал д’Аннебо и кардинал де Турнон. Генрих выразил свое недовольство, отказавшись возглавить Личный совет. Диана поощряла его в этом вопросе[282]. Она по-прежнему занимала рядом с дофином место, некогда принадлежавшее коннетаблю, но поскольку не могла обойтись без союзников, решила опереться на Гизов, чьи могущество и влияние все возрастали. Эти удачливые военачальники или высокопоставленные прелаты обладали громадным состоянием и вдобавок носили престижный титул иностранных принцев[283].

Шарль Лотарингский, 20-летний архиепископ Реймсский, сумел снискать расположение и даже привязанность Дианы. Он был обаятелен, остроумен, красноречив и хорош собой. «Широкий, хорошо развитый лоб, лицо, довольно смуглое и румяное, имеет скорее продолговатую форму, то смешливый, то задумчивый взгляд, высокий рост, стройная и весьма пропорциональная фигура, глубокий и звучный голос, исходящий из уст с крепкими, ровными, тесно посаженными зубами, — все выдавало в нем превосходство», — писал историк Буйе. Молодой человек скрывал вспыльчивость, гордыню и тщеславие за такой внешней обходительностью, что сумел обмануть даже Диану. Его брат, Франсуа д’Омаль, благодаря знаменитому ранению обрел славу полубога. Получив от короля щедрое вознаграждение, он предстал перед ним в Фонтенбло вместе с отцом и пятью братьями. «Родич! — воскликнул Франциск, обращаясь к герцогу Клоду. — Вы сумеете защититься от любого, кто вздумал бы оспаривать вашу кардинальскую шляпу!»

На самом деле главой семьи была Антуанетта де Бурбон, герцогиня де Гиз. Это она приказала своим домашним укрепить дружеские отношения с дофином, чтобы защититься от тайной враждебности короля. Не колеблясь ни минуты, герцогиня попросила у Дианы руки ее младшей дочери, Луизы де Брезе, для своего третьего сына Клода, маркиза Майеннского. Диана пришла в восторг, но ей пришлось скрывать свои матримониальные планы в ожидании лучших времен, поскольку король никогда не дал бы согласия на подобный союз.

Скрытность пышно цвела при дворе, где оба лагеря шпионили друг за другом, стараясь обмануть всех и вся, презирали противника и не упускали случая напасть исподтишка.