Книга Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский

Физзарядка и физические занятия. По совету врача занимался не в полную силу и по своему личному плану, а не по прилагаемому комплексу. Занимался всегда с охотой, с желанием, выполнял все упражнения. После физо в разрез с распорядком и всякими нормами устраивал все же обтирание. Час физических занятий использовал для работы на дыхание — разучивал „Чарльстон“, причем с собственным музыкальным сопровождением. Не знаю, правда, как это слушалось со стороны. Только мне все же не совсем ясно, почему после подъема нет ну хотя бы десятиминутной физзарядки.

Личное время. Как я использовал свободное время, я уже говорил. Опять же вразрез с распорядком дня я устраивал всем — и себе и бригаде — после обеда „перекур с дремотой“, правда, сам я никогда в этот час не спал, а просто отдавался своим мыслям. Кстати, пожалуй, это единственное время, когда можно ничего не делать, а просто думать, во всяком случае, именно так я строил свой рабочий день.

Вот, собственно, основные этапы суток и как я их выполнял.

Общие впечатления. В течение всего времени пребывания в камере настроение и самочувствие были отличными. Никаких иллюзий, кошмаров не наблюдал. Пытался как-то вызвать иллюзию (посмотреть хоть, что это такое), но так почему-то и не получилось.

Рабочий тонус был все время на высоте. Никакого беспокойства, тоски, давящего одиночества я не испытывал. Ни разу не посмотрел с тоской на дверь. Должен признаться, что настроение все десять дней было даже лучше, чем оно бывает иногда в обычной жизни. Ел с удовольствием, и если у меня что-то оставалось, то это — от сытости. В общем, сурдокамеру воспринял как обычную работу, ничем не отличающуюся от всякой другой.

Нас учили, что в конце своего отчета мы должны дать оценку своей работы. Что же, я считаю, отсидел я вполне удовлетворительно и с поставленной задачей справился.

В заключение хочу поблагодарить всех работников лаборатории за заботу и внимание, которое я чувствовал ежеминутно».

Могу лишь сделать маленькую вставочку, которая не попала в мой доклад, но врачи о ней знали. Где-то в середине срока моего пребывания в сурдокамере (не хочу менять первозданный текст отчета, но «сурдокамера» звучит лучше, чем просто «камера») мне вдруг послышалось какое-то дребезжание посуды в холодильнике. Я насторожился: какой дребезг может быть при неработающем холодильнике и в помещении, которое в целях обеспечения полной изоляции буквально лежит на мягких подушках. Я несколько раз, незаметно для дежурной смены открывал холодильник и проверял, действительно, ложка в пустом стакане явно дребезжала! «Ну все!» — думаю я себе. Это те самые галлюцинации, которых так боятся испытуемые и которых с нетерпением ждут врачи (редчайший случай для диссертации!). Как мог, проверил себя: не псих ли я уже? Считал до 100, делал в уме сложные расчеты, вспоминал имена родных и близких, проверил координацию своих движений — вроде бы все в норме. После этого, настоятельно подчеркнув, что я в полном здравии, доложил дежурным врачам о злополучной ложке. Прошло немного времени — дребезг пропал. Ну и слава богу! Потом уже, после выхода из сурдокамеры, мне рассказали, что врачи чуть ли не на коленках ползали вокруг здания в поисках необычного физического явления в условиях полнейшей изоляции от внешнего мира. А ларчик просто открывался! Рядом с лабораторным корпусом, где размещалась сурдокамера, шло строительство нового здания и работал экскаватор. Мощный ковш с грохотом опускался на землю — дрожало все вокруг, сотрясалось здание, покачивалась сурдокамера, трясся холодильник, получал колебательные импульсы стакан и, как следствие этого цикличного процесса, дребезжала злосчастная ложка. Все по науке! Экскаватор прогнали, а с меня сняли почти уже подготовленное обвинение. Эксперимент продолжается! Несколько лет спустя после этого случая в журнале «Огонек» я прочитал статью врача-психолога Звездного городка, где среди других примеров вспоминалась и моя несчастная ложка, причем с научным «накрутом», который я и попытался здесь воспроизвести.

Или вот еще пример того, как маленькая незапланированная вводная может в условиях сурдокамеры вывести испытуемого из спокойного состояния и чуть не сорвать эксперимент. Испытания проходил кто-то из нашего отряда (кажется, Кугно). Его отсидка совпала с торжествами, которые проходили в Звездном по случаю свадьбы Терешковой с Николаевым, где среди приглашенных был Королев. Естественно, что Эдуард об этом знаменательном событии ничего не знал. В виде исключения Сергею Павловичу разрешили переговорить с испытуемым. «Как дела?» — «Нормально». — «Желаю успеха». — «Спасибо». Вот и весь, собственно, разговор. Сергей Павлович вернулся к свадебному столу. А для Эдуарда потянулись часы мучительных размышлений и терзаний. «Почему вдруг Королев оказался в воскресный день в ЦПК? Может быть, что-то случилось? Почему он разговаривал со мной? Может, меня уже начали готовить к полету? Или меня уже снимают с испытаний? Почему? Что я не так сделал или где нарушил инструкцию? В чем я виноват?!» У парня подскочил пульс, поднялось давление. Врачи настроены досрочно прекратить испытания. Еле-еле Эдуард пришел в норму. Так что вольготная жизнь в маленькой однокомнатной квартирке может иметь при соответствующих обстоятельствах явно нежелательные последствия. Иногда и трагические. В марте 1961 года при испытаниях в сурдокамере погибает Валентин Бондаренко. В камере с повышенным содержанием кислорода возник пожар. А в 1979 году также в сурдокамере случайно был поражен электротоком и получил серьезную травму головы Александр Викторенко. Вопрос ставился не только об отчислении из отряда, но и о списании его вообще с летной работы. Но Александр сумел победить недуг и доказал врачам, что рано на нем ставить крест. Александр Викторенко четырежды (!) побывал в космосе и имеет суммарный налет около 500 суток. Так что не такой уж «безобидной» была эта наша сурдокамера!

Из остальных видов в общем-то многочисленных специальных испытаний и тренировок, которым подвергали нас в Звездном городке, пару слов хочется сказать о термокамере, парашютных прыжках и конечно же о центрифуге, испытания на которой закончились для меня плачевно.

В сегодняшнем представлении термическая камера — это компактная баня-сауна с температурой горячего воздуха до 80–90 градусов. Цель испытаний — за какой промежуток времени у испытуемого температура тела поднимется на один-два градуса. Руководил этими испытаниями очень симпатичный человек и уважаемый нами врач Анатолий Александрович Лебедев, а медперсонал его лаборатории состоял из очаровательных молоденьких девушек (по заявлениям Анатолия Александровича, такой подбор медперсонала — пример научной организации труда), среди которых особо выделялась Лялечка Барахнина, в которую все мы, включая и ее начальника, были тайно, но безнадежно влюблены. Это существенно скрашивало те муки, на которые мы шли. Если сегодня в сауну мы идем практически в чем мама родила, то в термокамеру нас сажали в теплом комбинезоне, сапогах и шлемофоне. Сидишь в кресле, боишься лишний раз пошевелиться, единственная радость — в наушниках слышится легкая музыка (по твоему заказу) да периодически, через 10–15 минут в камеру заходит Лялечка, наряд которой почти соответствует (или мы это домысливали) нормальному представлению о сауне, и устанавливает тебе в рот термометр: меряет температуру. Это единственные мгновения, когда ты думаешь, что ты на пляже и с тобой рядом загорает очаровательная подруга. Все остальное время это тяжелейшие испытания, которые длятся 40–50 минут! Если за это время температура все же поднялась хотя бы на один градус, то ты, вот уж действительно как ошпаренный, выскакиваешь из камеры. Нет необходимых температурных показателей — подержат еще сколько сможешь вытерпеть, а если и за это время не выдашь то, что от тебя требуют, то сразу попадаешь под большое подозрение врачей. Думаю, что тот, кто ходит часто в сауну, хорошо меня понимает. Со временем эти испытания были исключены из программы подготовки.