Книга Римский карнавал - Виктория Холт

Александр жестом велел ему встать; держался он несколько покровительственно и благожелательно.

— Итак, сын мой, — проговорил он, — мы встретились.

С этого момента он взял инициативу в свои руки. В его присутствии Карл не мог считать себя захватчиком; единственное, на что он был способен, — это с величайшим уважением говорить со святым отцом, который беседовал со своим сыном так, словно последний оказался в затруднительном положении.

Ситуация становилась забавной, и тем не менее Карл пролепетал, что хотел бы беспрепятственно проследовать через Рим и именно для того, чтобы просить на это разрешение, он и явился сюда.

При слове «просить» брови папы взметнулись вверх, но когда Карл, продолжая говорить, услышал с улицы звуки борьбы, он вернулся к действительности, вспомнив, что победитель — он и что Александр находится в его власти.

— Значит, вы просите пропустить ваши войска через наши земли? — в раздумье повторил папа. Он смотрел поверх короля и улыбался так спокойно, будто видел перед собой будущее.

— Да, ваше святейшество.

— Хорошо, сын мой, мы пойдем вам навстречу, но только в том случае, если ваши солдаты покинут Рим немедленно.

Король взглянул на одного из своих людей, выступившего вперед — смельчака, на которого не производили впечатление блеск и величие Александра.

— Заложники, сир, — сказал он.

— О да, святой отец, — проговорил король, — нам нужны заложники, если мы согласимся покинуть Рим.

— Заложники. Кажется, это справедливое требование.

— Очень рад, что ваше святейшество согласны с этим. Мы остановили свой выбор на Чезаре Борджиа и на турецком принце Джеме.

Некоторое время Александр хранил молчание. Принц Джем, что ж, он согласен. Он отдаст его с радостью. Но Чезаре!

С улицы до него донеслись крики насилуемых женщин; он чувствовал запах дыма. Рим был в руках грабителей. Город был в огне и взывал к своему святому отцу, находясь в агонии. Он должен спасти его при помощи Джема и Чезаре.

Глядя на гладь Адриатики, Лукреция испытывала растущее беспокойство. Она знала, что Джованни находится в отчаянном положении. Он получал содержание от папы и от неаполитанцев и в то же время работал на Милан. Как могла она винить его? Ничто не заставило бы ее поступить во вред своей собственной семье, так как же она может винить за это Джованни? Лукреция старалась избавиться от мыслей о муже — слишком неприятным предметом для размышлений он ей казался.

Но разве приятно вспоминать о неприятностях, происходящих в ее семье?! Что случилось с Борджиа? Когда путники приезжали во дворец Сфорца, Лукреция немедленно распоряжалась привести их к себе. Она давала им пищу и кров и заставляла рассказывать все, что они знали о ее отце.

Она старалась представить себе его положение. Французы в Риме; дом ее матери разграблен; отцу пришлось принять короля Франции и согласиться на его условия. А Чезаре силой уведен из города как заложник завоевателей. Это самое плохое, что могло случиться. Она представляла его гнев и, опечаленная, тщетно старалась отвлечься от неприятных мыслей вышивкой или игрой на лютне. Прислушиваясь к суете внизу, она тут же устремлялась к дверям, откладывая в сторону рукоделие, надеясь увидеть посланцев отца.

Вскоре приехал монах, голодный и оборванный, который сразу же велел отвести себя к госпоже, чтобы рассказать ей о событиях в Риме — он привез ей великие новости.

Лукреция с трудом скрывала свою радость. Она хлопнула в ладоши, и рабы принесли воду, чтобы обмыть монаху уставшие ноги. Они принесли вина и еды. Но прежде всего Лукреция заставила монаха сказать ей, хорошие или плохие новости он принес.

— Хорошие, сударыня, — воскликнул монах. — Самые хорошие из хороших. Как вы знаете, король имел аудиенцию у папы в Ватикане, и святому отцу пришлось принять условия французов.

Лукреция кивнула:

— И я знаю, что условия включали выдачу заложников, одним из которых стал мой брат Чезаре.

— Именно так, госпожа. Они выехали из Рима вместе с неприятелем. Кардинал Борджиа и турецкий принц.

— Как чувствовал себя мой брат? Скажите мне. Я знаю, что он был невероятно разгневан, поскольку оказалась задетой его гордость.

— Нет, госпожа. Он был спокоен. Все видевшие его удивлялись не только его спокойствию, но и поведению святого отца, который прощался со своим сыном, казалось, с полным равнодушием. Мы ничего не понимали. Кардинал взял с собой много багажа. Очень позабавили французов семнадцать фургонов, обтянутых бархатом. «Что же это за кардинал, — спрашивали солдаты друг друга, — если он так интересуется барахлом?»И, как вы, мадонна, можете догадываться, принц отправился в путешествие с такой же роскошью.

— Значит, они выехали из города, сопровождаемые насмешками врага, — сказала Лукреция. Но Чезаре все-таки сумел сохранить хладнокровие и достоинство. Какой же гнев он должен был испытывать!

— Он всех удивил, когда солдаты в конце первого дня сделали привал. Я слышал, что зрелище было впечатляющее, когда он сбросил кардинальские одежды и, раздевшись до пояса, стал бороться с солдатами и победил их чемпиона.

Лукреция хлопнула в ладоши и засмеялась.

— Это наверняка привело его в восторг. Я знаю.

— Их очень удивило такое поведение кардинала, мадонна. Но на следующий день они удивились еще больше.

— Скорее расскажи мне, прошу тебя. Я просто сгораю от нетерпения.

— На следующий вечер они нетвердым шагом направлялись в Веллетри. Было тихо и спокойно, никто не заметил, как один из погонщиков мулов поднялся и молча прошел мимо вражеских солдат. Этот погонщик дошел до трактира в городе, там его ждал слуга с лошадьми. Погонщик вскочил на коня и вместе со своим слугой поскакал в Рим.

— Это был Чезаре, мой брат!

— Да, это был кардинал собственной персоной, мадонна. Он вернулся в Рим к отцу, и я слышал, как шутили и смеялись в Ватикане по этому поводу.

Лукреция рассмеялась от удовольствия.

— Давным-давно мне не приходилось слышать таких приятных новостей. Какую, должно быть, он испытал радость А бедняге Джему, конечно, не удалось бежать?

— Нет, он остался со своими тюремщиками. Говорят, ему не хватило силы воли его высокопреосвященства. Он не мог бороться с французами, как и не сумел бежать из плена. Он остался в стане врага. Но у них остался только один заложник вместо двух, причем более важный из двух — родной сын папы — бежал.

Лукреция вскочила на ноги и протанцевала несколько па испанского танца перед взором удивленного монаха.

Монах в изумлении смотрел на нее, а она продолжала кружиться, смеясь и откидывая назад голову, пока от кружения у нее не перехватило дыхание.

Тогда она остановилась и пояснила:

— Я просто потеряла голову от радости. Это хорошее предзнаменование. Мой брат обвел французов вокруг пальца. Это только начало. Мой отец освободит Италию от захватчиков, и все люди в стране будут благодарны ему. Это начало, говорю вам. Пойдемте! Теперь вы получите на обед самое лучшее, что найдется во дворце. Вам дадут самое хорошее вино. Вы должны веселиться. Сегодня вечером я устраиваю банкет, и вы будете моим почетным гостем.