Книга Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн

24-го был первый хороший день с отплытия нашего из Камчатки, которым и не упустили мы с Горнером воспользоваться для поверения своих хронометров. Сие близкое сходство не позволяло сомневаться нам о верном ходе хронометров, и я с нетерпением ожидал скоро увидеть берег Японии, положение которого могли мы при сих обстоятельствах определить с точностью. Множество бабочек, морских нимф, береговых птиц, плавающих древесных ветвей и травы уверяли нас довольно, что мы находились от оной в близости.

28-го, в 10 часов перед полуднем, показалась нам, наконец, Япония на NW в то самое время, когда наблюдали мы лунные расстояния. Немедленно переменил я курс свой и велел держать на NW при слабом WSW ветре. В полдень широта наша, обсервованная многими секстантами с великою точностью, была 32°5'34''; долгота 226°22'15''. Ветер, дувший до сего слабо, сделался в 4 часа пополудни немного свежее и способствовал вам подойти ближе к земле; но при захождении солнечном все еще находились мы в расстоянии от ближайшего к нам берега более 20 миль, где достать дна не можно было 120 саженями. На рассвете следующего дня видели мы землю на NW 10°, но, только что начали держать курс к оной, вдруг помрачилось небо.

Мы не только потеряли берег из виду, но и видимый наш горизонт простирался не далее одной английской мили. Ветер дул сильно от NO, дождь шел беспрерывно. При сих обстоятельствах почитал я приближение к берегу бесполезным и опасным; наипаче же потому, что мы на карты, хотя оные были и лучшие, не могли никак положиться. Оные не заслуживали доверенности по несходству в показаниях долготы и широты главных мест, положения берегов, островов и даже пролива Вандименова. Мы стали держать курс к WSW и W под малыми парусами. Под вечер сделался ветер еще сильнее. Великий дождь продолжался беспрестанно. Небо грозило страшными тучами. Почему я и решился под зарифленными марселями остаться до утра.

В полночь сделался совершенный шторм. Тогда мы поворотили к осту и продолжали лежать сим курсом во весь следующий день, в который буря свирепствовала с прежнею силою. Ночью шторм утих и ветер сделался от SO. На рассвете дня начало проясниваться. Скоро после показалось и солнце. Почему и направили мы курс свой к берегу. Но сильное волнение от SO и беспрестанное понижение ртути в барометре, невзирая на сияние солнечное, позволившее с довольною точностью обсервовать нам широту 31°7' северную и долготу 227°40' западную, были верными предвестниками нового от 50 шторма. До 11 часов продолжали мы плыть к западу; потом, поворотив к югу, поставили столько парусов, сколько кораблю нести можно было. В полдень состояние погоды не позволяло уже более сомневаться о наступающей буре. Волны, несущиеся от SO, казались горами. Бледный свет солнца скоро помрачился бегущими от SO облаками.

Ветер, постепенно усиливаясь, достиг в один час пополудни до такой степени, что мы с великою трудностью и опасностью могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. Бесстрашие наших матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В 3 часа пополудни рассвирепела, наконец, оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного.

Довольно здесь рассказать только о действии его на корабль наш. По изорвании штормовых стакселей, мы желали поставить зарифленную штормовую бизань, но сего сделать совершенно было невозможно, и потому корабль оставался без парусов на произвол свирепых волн, которые, как казалось, ежеминутно поглотить его угрожали. Каждое мгновение ожидали мы, что полетят мачты. Хорошая конструкция корабля и крепость вант спасли нас от сих бедствий.

О состоянии атмосферы в сие время лучше всего судить можно по необычайно низкому падению ртути в барометре. Она опустилась вдруг столько, что в 5 часов уже не только ее не видно было, но даже и при сильном колебании барометра, при коем мы полагали, по крайней мере, 4 или 5 линий выше и ниже среднего состояния, не показывалась. Барометр наш имел разделение не ниже 27 ½ дюймов; итак, высота ртути в барометре была не более 27 дюймов и 2 линий, и можно даже заключить, что оная была не больше 27 дюймов, а может статься и еще менее, ибо оная появилась опять не прежде, как по прошествии почти 3 часов. В полдень показывал барометр 29 дюймов и 3 ½ линии; следовательно, в пятичасовое время падение ртути было 2 ½ дюйма.

Не спорю, что бывают бури еще сильнее. Ураганы, случающиеся почти ежегодно у Антильских островов, свирепствуют, может быть, с вящшею жестокостью; но я не помню, чтобы где-либо упоминалось о подобном состоянии барометра, выключая повествуемого аббатом Рошоном об урагане, случившемся у Иль-де-Франса февраля 1771 г., причем падение ртути в барометре было до 25 французских дюймов, следовательно, 3 ½ линиями ниже, нежели у нас, если принять, что ртуть в нашем барометре опустилась и до 27 дюймов. Хотя целость мачт ответствовала нам, с одной стороны, за безопасность нашего корабля, но другое вящшее бедствие нам угрожало. Буря от ОSО несла корабль прямо к берегу, и мы находились уже не в дальнем расстоянии от оного. Я полагал, что ежели сие продолжится до полуночи, то гибель наша неизбежна. Первый удар о камень раздробил бы корабль на части, причем жестокость бури не позволяла иметь никакой надежды к спасфению. Одна только перемена ветра могла отвратить сие крайнее бедствие.

В 8 часов вечера ветер от OSO переменился на WSW, и тогда мы находились вне страха. При скорой перемене ветра ударила жестокая волна в заднюю часть корабля нашего и отшибла галлерею с левой стороны. Вода, влившаяся в каюту, наполнила оную до 3 футов. Перемене ветра предшествовал штиль, весьма краткое время, по счастию, продолжавшийся, во время {которого успели мы и поставить зарифленную, штормовую бизань, дабы можно было хотя некоторым образом держаться к ветру. Не успели управиться с работою, как вдруг подул опять жестокий ветер в новом направлении от WSW. В 10 часов казалось, что шторм начал умягчаться, и к немалой нашей радости показалась ртуть в барометре. Сей был надежнейший признак, что буря не увеличится до прежней степени. В полночь довольно было уже приметно, что ветер утихать начал, однако продолжал дуть весьма крепко, что нам не неприятно было, ибо, если бы шторм от WSW не равнялся несколько силою своею с бывшим от OSO, тогда прежнее волнение не могло бы уничтожиться скоро, в каковом случае мачты наши подвергнулись бы от жестокой зыби большей опасности.

Течь корабля, бывшая во время сего шторма, причиняла нам менее забот, нежели мы ожидали. Прежде увеличивалась оная обыкновенно от 7 до 12 дюймов в час; но теперь не было более 15, что много нас успокаивало. Невзирая на то, однако, весьма сильная качка корабля чрезмерно затрудняла отливание воды. По восстановившемся спокойствии в атмосфере последовал прекраснейший день, бывший очень благовременным для приведения опять в порядок нашего корабля, который хотя сам собою и не повредился, однако такелаж требовал немалой поправки. Утихавший ветер дул от запада. Как скоро поставили паруса, что учинено не прежде полудня, приказал я держать к N. В 6 часов вечера увидели мы берег на WNW в расстоянии около 45 миль. Во всю ночь продолжалось безветрие. Волнение, не совсем еще успокоившееся, увлекало нас несколько к востоку.