Книга Ледяная пустыня - Майте Карранса

— Они долго мучаются?

— Современные гарпуны не имеют ничего общего со старыми железяками, которыми китов били раньше. От них киты умирают почти сразу.

— Твое судно отвезет нас в Исландию? — спросила я, убедившись в гуманном характере ловли малого полосатика.

— Да. Я договорился с капитаном. Он отклонится от курса и высадит нас в стороне от таможенного и полицейского поста неподалеку от Рейкьявика, где пополнит запасы провизии на обратный путь.

Мы сели на корабль в тот же день в Рейне — маленьком, защищенном от ветров очаровательном порту, известном как жемчужина гористых Лофотенских островов,[56]населенных сказочными гномами и настоящими рыбаками.

Вместо грубых, бородатых и покрытых татуировками китобоев, смачно плюющих на деревянную палубу, я познакомилась с улыбчивыми, чисто выбритыми молодыми людьми. Они вежливо представились мне и внешне походили на младших братьев Гуннара — такие же высокие, широкоплечие, светловолосые и голубоглазые — настоящие викинги. Про себя я назвала их «морскими берсерками». Они напоминали сонм скандинавских божеств, а для полного сходства с ангелами им не хватало только ослепительно-белых крыльев.

Некоторые из юношей оказались подрабатывавшими летом студентами. Другие китобои, обветренные и суровые, были профессионалами. Все они являлись членами одной семьи. Ее глава, дородный капитан Карл Харстад, принял нас с распростертыми объятиями и с гордостью показал нам свое суденышко длиной всего восемьдесят футов.[57]

Плавание в обществе мужской половины радушного семейства Харстад показалось мне лучшим способом порвать с прежней жизнью и добраться до чудесного родного острова Гуннара. Никаких комаров, никакой полиции и никаких омниор! Такое путешествие уже напоминало мне не отчаянное бегство, а приятные каникулы. Как же я ошибалась!

За несколько минут до того, как наше судно отдало швартовы, на борт поднялся последний член команды — худой, как спичка, мужчина лет семидесяти с загорелой обветренной кожей. За версту было ясно, что он только что из кабака. Китобой горланил какую-то песню и не очень твердо стоял на ногах. За его спиной болтался внушительных размеров вещмешок.

Моряк с ловкостью удивительной для его лет и состояния взбежал по трапу и вел себя вполне естественно до тех пор, пока не увидел Гуннара. Замерев на месте, старик принялся хлопать его по плечам и груди с таким видом, словно желал убедиться, что перед ним человек из плоти и крови, а не привидение.

— Ингвар! — воскликнул старый китобой. — Ты что, меня не узнаешь?! Это же я, Кристиан Мор!

Изобразив на лице улыбку, Гуннар в свою очередь похлопал старика по плечу и медленно произнес «Кристиан Мор…» с таким видом, словно добросовестно пытался понять о ком идет речь.

Внезапно китобой вцепился в куртку Гуннара сильными, как железо, пальцами, и, всхлипывая от избытка эмоций, забормотал:

— Ах, ты старый разбойник! Пьянчуга! А я-то был уверен, что ты утонул!

Сомневаться не приходилось: или Кристиан Мор спятил, или он с кем-то Гуннара спутал.

— Я не Ингвар, — решительно заявил Гуннар и, незаметно подмигнув всем удивленно созерцавшим эту сцену, добавил: — Ингвар был мой дед.

Однако старый Кристиан не сдавался и возмущенно воскликнул:

— Какого черта! Если я говорю, что ты Ингвар, то так оно и есть!

Викинги-китобои стали смеяться над пьяным и спрашивать его, осталась ли после его посещения в местных кабаках хотя бы капля спиртного, а Гуннар терпеливо пустился в объяснения:

— Меня зовут Гуннар. Я из Исландии. Мой дед рассказывал мне о тебе. Он говорил, что такого жулика и мошенника, как ты еще не видали северные моря!

Но Кристиан Мор настаивал:

— Не валяй дурака! Я тебя сразу узнал. Ты мой лучший друг Ингвар, самый знаменитый пьяница Лофотенских островов, прекрасный резчик по дереву, известный своими фигурками коней, потомок викингов и самого Эрика Рыжего и при этом плут и невиданный враль!

Тут капитан судна решил вмешаться и положить конец спору.

— Скажи мне, Кристиан, — сказал хозяин. — Когда ты в последний раз видел своего друга Ингвара?

Почесав в затылке, Кристиан Мор стал что-то считать на пальцах, но быстро бросил это занятие, хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Тогда у меня еще были целы все зубы! Помню, мы с Ингваром открывали ими банки с пивом, как настоящие мужчины!

— Вот и вспомни, когда у тебя были целы все зубы. Тебе тогда было лет тридцать-сорок, а Гуннар еще не появился на свет.

Пьяный в корягу Кристиан Мор все-таки еще что-то соображал. Протерев глаза, он недоверчиво уставился на Гуннара и пробормотал:

— Действительно, ты слишком молод для Ингвара…

— Иди проспись, а потом поговорим, — снисходительным тоном сказал Гуннар.

Кристиан Мор схватился руками за голову, бросился к борту, и его вырвало джином.

Надо сказать, что во время плавания меня тоже мутило от качки, и я почти ничего не ела. Между прочим, я быстро подружилась со старым моряком, и Кристиан Мор, сверкая умными зелеными глазами, часто скрашивал мою скуку своими невероятными историями, рассказывая их в таких количествах, что сегодня мне их всех уже не вспомнить…

Спустя несколько дней мы заметили первых полосатиков. В отличие от других китов, полосатики не пускают фонтанов, и, чтобы их разглядеть, требуется острое зрение. Неустанно разглядывавшие в мощные бинокли океан китобои, наконец-то разглядели на поверхности воды то погружавшиеся, то всплывавшие темные пятна. Приблизившись к ним, мы убедились, что это стая полосатиков.

Судно замедлило ход, и члены экипажа стали готовить гарпуны в ожидании китов. Гуннар тоже взял в руки гарпун и подошел ко мне.

— Мы нападем на китов внезапно, — прошептал он мне на ухо. — Вот увидишь — это грандиозное зрелище.

У Гуннара сверкали глаза, а на губах играла улыбка. На борту корабля он здорово изменился — общался, в основном, с мужчинами и старался не сюсюкать со мной у них на глазах. Он нежно целовал меня солеными от морского ветра губами лишь поздно ночью, когда мы лежали, забившись в самый дальний угол общего кубрика.

Однако в тот день Гуннар не стеснялся своей любви и явно хотел, чтобы я разделила с ним пыл охоты.

— Хочешь, я научу тебя бросать гарпун?

У меня уже целую неделю во рту не было маковой росинки, и я очень сомневалась, что подниму тяжелый гарпун, но я не хотела тревожить Гуннара своей постоянной дурнотой, о которой еще ничего ему не говорила.