Книга Однажды в полночь - Джулия Энн Лонг

Редмонд промолчал. Томми сообразила, что нечаянно выдала себя, и он понял, что она следила за ним.

И довольно долго.

– Это правда. – Джонатан шагнул к ней. Томми сделала шаг назад. – Не знаю, чем я заслужил такое наказание. Ее ясные голубые глаза портят все.

– А золотые локоны – настоящая помеха в поисках жениха. Ее мамаша, должно быть, в отчаянии, что не может подыскать ей подходящую пару.

Джонатан сделал еще шаг вперед, она снова отступила.

– Твое сострадание, Томми, настоящий бальзам на душу. Танцевать так близко от бюста, от которого веет холодом и чопорностью… Нет никакого другого способа описать это великолепие, кроме как нечто невыносимое. То был акт чистейшего милосердия, говорю же тебе.

Теперь им стало весело.

– Как ты, должно быть, настрадался! – с чувством сказала Томми. – Однако я уверена, что тебе уготовано место в раю. Ради ее губ, похожих на розовые бутоны, которые оскорбляют взор.

– Верно. Я предпочитаю целовать губы из лавы и шелка.

Последовала молчаливая пауза, короткая, взаимная и шокирующая, сродни удару по лицу. Томми отодвигалась от Джонатана до тех пор, пока не прижалась бедрами к столу. Ее рука поднялась и коснулась рта. Пальцы так и остались на нижней губе.

Джонатан следил за ней. Слегка нахмурившись, он глазами нашел ее взгляд.

Томми быстро отдернула пальцы и посмотрела в пол. В истории наверняка были моменты, когда кто-то испытывал еще бóльшую неловкость, но Томми не взялась бы спорить на эту тему.

Она вскинула глаза, чтобы доказать, что не из трусливой породы. Джонатан так и продолжал смотреть на нее. Ей даже показалось, что он ни разу не моргнул.

– Из лавы… и… шелка, Джонатан? – повторила Томми недоверчивым шепотом, скрывая радость и удивление. – Ты действительно сказал… «из лавы и…»

– Т-ш-ш. – Джонатан едва сдерживал смех. Томми словно пронзило сладкой мукой. – Я тоже потрясен. Это вырвалось… само собой. Т-ш-ш.

Они всегда чувствовали себя сообщниками в проявлении неуважения привычным нормам и правилам и получали от этого удовольствие. Теперь это чувство было пронизано чем-то острым и опасным. И пугающим.

Если только Томми не получит удовольствия и от этого ощущения.

Она уставилась в галстук Джонатана, чтобы не смотреть ему в глаза. В глаза, которые наблюдали за ней не мигая. Это сеяло в ней панику и одновременно возбуждало.

«Как стена, – подумала Томми. – Он напоминает мне покрытую атласом стену. И я помню, как билось его сердце рядом с моим и как потрясающе шелковиста его кожа. А за этими перламутровыми пуговицами скрывается мускулистая грудь, рельеф которой так и хочется отследить кончиком пальца, отследить путь, который ведет к блаженству».

Она лихорадочно заработала веером. Ей стало неловко от собственных мыслей. Оба не сказали ни слова.

«Шлеп, шлеп, шлеп», – захлопал веер в ее руке. Томми тут же прекратила обмахиваться, увидев, как Джонатан нахмурился.

Вот теперь наступил самый подходящий момент вернуться в бальный зал.

– Звучит так, словно это страшно неудобно – целовать губы… из лавы и шелка, правда ведь? – Вместо возвращения в зал Томми решилась нарушить молчание.

– О, это не только неудобно. Это еще и разрушительно. Боюсь, я не смогу потом снова стать самим собой.

Он, как всегда, не полез за словом в карман. Для нее это стало очередным ходом в их шахматной партии.

«Ваш ход, пожалуйста».

В его облике появилось что-то новое. Какая-то болезненная напряженность, предусмотрительность, выжидательность. А еще что-то новое в выражении лица. Томми назвала бы это осторожностью. Но Джонатан никогда не был осторожным. У него было лицо профессионального картежника, который сделал самую высокую ставку и не уверен, что выиграет.

– Мне это безразлично, – заявила Томми.

У него потемнело лицо. Как будто она ткнула его пальцем в солнечное сплетение.

Но даже если она сделала ему больно – что казалось просто невероятным! – Джонатан оправился с впечатляющей быстротой.

– О, Томми! Ты закопала свой талант. Тебе нужно было стать тореадором.

– Очень глупо! – возразила она и опять ощутила прилив радости от этого танца, который они так роскошно исполняли вдвоем и который делал цвета ярче, а шампанское – кипящим. Но он вызвал к жизни и тонкий бесполезный голосок, который без устали нашептывал у нее в голове: «Не кусай его, не кусай его, не кусай его!» – Быки бросаются даже на самую незначительную приманку. Прямо как мужчины. Примитивные, предсказуемые твари. Как и большинство из вас.

– Очень правильно! – сочувственно поддакнул Джонатан. – Такие же предсказуемые, как и большинство из вас.

Хм! Не этого Томми от него ожидала.

– Уверена, что не знаю…

– …что солгала, сказав, будто тебе это безразлично? Конечно, знаешь. Что пытаешься заставить меня поцеловать тебя? Мы оба это знаем. Ой, я краснею! Лучше сказать, побуждаешь меня поцеловать тебя.

Редмонд смеялся над ней. Потом шлепнул рукой по столу с одной стороны от нее и другой – с другой стороны.

Томми поняла, что попала в хорошо расставленную ловушку.

Так они стояли совершенно неподвижно, совсем близко, но не касаясь друг друга, достаточно долго. Теперь они дышали в унисон. Томми боялась пошевелиться, потому что тогда пришлось бы дотронуться до Джонатана, но в последние секунды она решила, что ей этого хочется даже больше, чем дышать. Сердце в груди стучало громко, как пара кастаньет. Его дыхание касалось ее подбородка. При желании она могла бы пересчитать все его реснички, одну за другой. «У него глаза голубые!»

Откуда-то издали, словно с расстояния в тысячу миль, долетали слабые звуки бала. А из глубин сознания доносился голос разума, который не уставал предостерегать ее.

– Я могу заставить тебя испытать… сильнейшее чувство, – наконец шепотом предложил Джонатан. Как нечто само собой разумеющееся. Словно они скучали вместе летним днем и не знали, чем себя занять.

– Сомневаюсь.

Он слабо улыбнулся, почти с жалостью. Потом выпустил Томми из заключения, взяв ее голову в свои руки. Большие, уверенные руки. Ее голова легко уместилась в них.

Приподняв одну бровь, Джонатан посмотрел на нее долгим взглядом, говорящим: «Смотри, как все просто!»

Затем приник к ее губам своими.

Никакой тонкости в обращении на этот раз. Только жадная, обоюдная конкуренция за наслаждение, за насыщение. Томми хотела знать – ей нужно было знать, – так ли это было хорошо, как осталось в памяти. Ее руки в перчатках зарылись ему в волосы. Она притянула Джонатана к себе, чтобы открыться навстречу ему, чтобы взять у него все, что можно. От его губ веяло жаром и ароматом коньяка. Их языки встретились, играя друг с другом. И точно так же с головокружительной скоростью вспыхнуло желание. Острое, как кинжал, желание!