Книга Совесть негодяев - Чингиз Абдуллаев

— Мне для этого нужно будет вернуться в Баку? —спросил Ионидис. Международный аферист, убийца, контрабандист, он знал жизнь, омногом догадывался, во время своих многочисленных путешествий иногда встречалсяс фактами вымогательства государственных служащих, но с таким встречалсявпервые в своей жизни. Абсолютная коррупция была нормой в суверенныхреспубликах бывшего Союза. Не просто девяносто девять и девять десятых, астопроцентная коррупция среди прокуроров, судей, государственных чиновников,работников полиции, таможенников. Не брали деньги только больные, с явнымипсихическими отклонениями, но такие не могли считаться даже одним процентом,потому что их сразу изгоняли с государственной службы, как позорящих честьмундира. Ведь когда берешь, нужно и отдавать. А не отдавать наверх было нельзя,нарушалась цепочка. За такое нарушение вполне можно убрать и с работы. В первоевремя Ионидис поражался, потом привык, но чтобы покупать паспорта…

Последний государственный служащий, который оказался честнымчеловеком и не поддался на его разнообразные обещания, на беду Ионидиса,оказался следователь Мирза Джафаров, который вел его дело. Но это былоисключением из правил, лишь подтверждающим общее правило беспринципности.

— Конечно, тебе не нужно никуда ехать, — засмеялсяГасанов, — мы сделаем тебе паспорт, прямо сидя здесь. Сначала я позвонюдомой, а потом своему другу.

— К себе домой? — снова удивился грек, кажется,уже научившийся ничему не удивляться. — Но ведь власти вашей республикисразу поймут, куда вы сбежали.

— Можно подумать, что они не знают, — махнул рукойГасанов, — они прекрасно знают, куда именно я сбежал. Можешь в этом несомневаться. Но это входит в правила игры. Пока я в республике, я должен сидетьв тюрьме, но если мне удается сбежать, то все. Никто не будет требовать моейвыдачи, никто не будет присылать сюда группы захвата для моей принудительнойтранспортировки домой. Каждый из чиновников, находящихся у власти в данныймомент, знает эти правила игры. Не сумел вовремя сбежать, подставился — значит,сидеть тебе в тюрьме. Сумел вовремя сбежать, уйти от наказания — значит, тычист. Никто не захочет копаться в нашем дерьме. Иначе дерьмо так завоняет!..Некоторых выпускают даже специально, чтобы они не возвращались в республику.Поэтому никто меня здесь уже преследовать не будет. Можешь не беспокоиться.

— Но власти будут знать, где мы находимся?

— А они и без моего звонка узнают, где именно янахожусь.

— Как узнают?

— Половина людей, которые сбежали в Москву из Баку,мечтают вернуться на свои теплые места, чтобы снова быть при должности и иметьбольшие деньги. Но это нужно заслужить. Поэтому каждый второй из сбежавшихстучит в Баку на каждого первого. И, соответственно, наоборот. Все надеютсявернуться обратно на хорошее место, заслужив благосклонность нынешних властей.В свою очередь, в Баку почти каждый ответственный государственный чиновник,каждый руководитель ведомства или министерства помнит о том, что ситуация можетпоменяться. И, соответственно, работает сразу на два фронта. С одной стороны,заявляет о своей горячей любви и верности нынешнему режиму, а с другой — тайно ищетконтакты с оппозицией, изгнанной из республики. И все об этом знают.

— Бессовестные люди, — развел рукамиИонидис, — я многое знаю, но такого…

— Какая совесть у негодяев? — подмигнулГасанов. — Она ведь не может гарантировать спокойную жизнь. Её гарантируюттолько большие деньги. А пребывание на любой значительной должности в нашейреспублике — это большие деньги. Поэтому пачка долларов заменяет любую совесть.

— И я могу получить паспорт, сидя в Москве? — неповерил Ионидис.

— Разумеется. Если хочешь грузинский, то его можносделать вообще за два дня. Если азербайджанский — за четыре-пять. Российскийприготовят примерно за та кое же время.

— Вы уверены? — он все-таки не верил до конца.

— Если бы не был уверен, то не говорил бы. Какойпаспорт ты хочешь?

— Тогда лучше российский, — подумав, ответилИонидис.

— С греческой визой? — уточнил Гасанов.

— Ну, если и это возможно.

— У тебя деньги на счету?

— Да.

— Ты помнишь номер счета?

— В греческом банке помню. И во французском тоже.

— Проблем нет. Я позвоню, и тебе переведут деньги ствоего счета в Москву. Сколько тебе нужно?

— А сколько мне понадобится?

— Думаю, тысяч пятнадцать-двадцать.

— Так много?

— Разве это много? — изумился Гасанов. — Мыза наш побег знаешь сколько заплатили? Кроме надзирателей и дежурных офицеров,нужно было платить пограничникам с обеих сторон, водителям машин, другимуважаемым людям.

— Я согласен.

— Хорошо. А потом поедем в Петровский пассаж или ГУМ.Купим тебе рубашку, костюм, туфли. В общем все, что нужно. Я тебе деньги дам. Уменя в Москве свое дело открыто, свой ресторан. Нельзя деньги хранить в одномкармане, любил говорить мой отец. Нельзя вкладывать в одно дело. Вот я иоткрывал рестораны в Москве и Баку, вкладывал в промышленные предприятияУкраины и Азербайджана, открывал счета в банках Турции и Кипра.

— Предусмотрительно.

— А как ты думал? Иначе нельзя. Тогда ты очень отвластей зависишь. Отнимут у тебя все, и тогда ты никто. Нуль. А с деньгами тычеловек. Уважаемый человек. Ты думаешь, я с этими прошмандовками, что ночьпровел, еще хоть раз увижусь? Конечно, нет. Просто вчера уставший, грязный,мятый был. А вот приду в себя и с такими девочками тебя познакомлю — у вас вГреции таких нет. Будешь меня всю жизнь благодарить.

— Вы удивительные люди, — сказал грек, — чембольше я с вами сталкиваюсь, тем больше удивляюсь. Вы не похожи на всехостальных. У вас какой-то свой способ постижения истины и свой способ развития.Вы движетесь не туда, куда все остальные страны, а в какую-то немыслимую,непонятную сторону. В сторону от всего остального цивилизованного мира. Но,может быть, так и должно быть, как ты считаешь?

— Константин, ты становишься моралистом, —захохотал Гасанов, — если учесть, что на тебе висят убийства иконтрабанда, то в роли священника ты смотришься не очень естественно.

— Я это знаю, — Ионидис-Пападопулосвздохнул, — я считал себя исчадием ада, а попав к вам в тюрьму и встретивтакое количество предателей и взяточников, понял, как я заблуждался. Посравнению со многими из них я просто девственница. До тебя у меня в камересидел офицер, который специально начинал сражение за день до выплаты зарплатысолдатам, чтобы в его батальоне было как можно больше убитых, чью зарплату онмог спокойно прикарманить. Или сержант, который стрелял в спины своимтоварищам, чтобы потом продавать их автоматы. Они ведь даже не предатели вобычном смысле этого слова. Они настоящие, как у вас говорят, ограши.[4]