Книга Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии - Евгений Горбунов

Второй документ военной разведки (из рассекреченных), доложенный Сталину, был датирован 8 декабря. Это было приложение к морскому донесению, которое составил помощник военного атташе по морским вопросам. Документ был получен агентурным путём в германском посольстве в Москве. Немецкий военный дипломат встретился со своим японским коллегой — морским атташе капитан-лейтенантом Накаси, и тот сообщил ему свою оценку политического положения на Дальнем Востоке. По мнению японского дипломата: «Не приходится ожидать вооружённого конфликта между СССР и Японией ни зимой, ни будущей весной, если, конечно, не произойдёт какого-нибудь непредвиденного случая. Обе стороны нуждаются в мире…» (70). Он считал, что обе стороны видят друг в друге вероятного противника, и остаётся открытым вопрос, вызывается ли эта боязнь действительным незнанием положения и сил противника, или же какими-нибудь другими причинами. Капитан-лейтенант утверждал в беседе, что мир в этом регионе можно считать обеспеченным до весны 1935 г. А вот дальнейший ход развития событий остаётся неизвестным и ненадёжным. Оценка обстановки достаточно оптимистическая, особенно если учесть, что её высказал морской офицер. А интересы военно-морского флота лежали далеко от Владивостока, в зоне южных морей.

Когда знакомишься с документами политической разведки, положенными на стол Сталина, с его резолюциями, отчёркиваниями отдельных абзацев, видишь то, на что он обратил внимание, чем заинтересовался, что для него было важным в дальневосточных делах. И можно представить, что для него было главным во взаимоотношениях с Японией. Конечно, рассекреченных документов разведки явно недостаточно, чтобы сделать однозначные выводы, тем более что неизвестны аналитические обзоры Разведупра, касающиеся проблем дальневосточного региона. Такие обзоры, конечно, были и Сталину они докладывались. И из всего известного пока исследователям можно сделать главный вывод — для Сталина основной в эти годы была угроза войны с Японией. А в 1934 г. — угроза коалиции трёх стран (Германия, Япония и Польша) и возможность войны на два фронта. К такой войне на два фронта в первой половине 30-х страна ещё не была готова.

Может быть, поэтому Сталин во всех документах, которые ему докладывали, искал и, конечно, находил подтверждение своему убеждению о неизбежности войны с Японией. Конечно, Сталин думал о будущей войне с Японией. Ни о каком миролюбии с его стороны — политику на Востоке определял только он — не могло быть и речи. Возрождая былую славу и мощь Российской империи и смотря с вожделением на утерянные на Западе земли, которые он получил в 1939–1940 гг., диктатор не забывал и о Востоке. Но для того чтобы получить обратно всё, что было утрачено там после поражения 1905 г., нужна была новая победоносная война с Японией. А к такой войне в первой половине 30-х, особенно при абсолютном превосходстве японского флота, Советский Союз ещё не был готов. Нужно было создать такую стратегическую ситуацию, при которой мощный японский флот (третье место в мире) был бы оттянут далеко от советских берегов на Восток или Юг и втянут там в изнурительную борьбу с могучими флотами США или Англии. Только при таких условиях можно было бы свести к минимуму угрозу японских морских десантов на советское побережье в Приморье, на северном Сахалине и на Камчатке. Только тогда мощная дальневосточная группировка могла успешно действовать против Квантунской армии. Япония, особенно высшее офицерство армии, подойдя вплотную к советским дальневосточным границам на огромном протяжении и пользуясь превосходством своего военно-морского флота, могла ввязаться в новую военную авантюру. Соблазн был слишком велик.

В Москве тоже внимательно следили за обстановкой на Дальнем Востоке. Штаб РККА держал руку на пульсе событий, внимательно исследовал всю информацию, поступающую из разных источников, и регулярно информировал руководство страны через наркома обороны. 28 декабря 1934 г. начальник штаба Егоров отправил очередное письмо Ворошилову. Сообщение шло с грифом: «Весьма срочно. Сов. Секретно», что уже говорило о его важности. Он сообщал наркому о том, что по имеющимся сведениям японцы перебросили из Южной Кореи на Север в район Пограничная-Мишаньфу два полка 20-й пехотной дивизии Корейской армии с очевидной целью усилить группу войск предназначенных для охвата правого фланга Гродековского УРа и усилить район Саньчжоу против Полтавского УРа. Это усиление в Приморском районе, по мнению Егорова, достигает 10–12 000 человек. Кроме того по информации, очевидно агентурной разведки ОКДВА, японцы усилили и Благовещенское направление примерно на 6—8000 человек. Таким образом, по мнению штаба, за период ноябрь — декабрь 1934 г. японцы усилили Квантунскую армию якобы на 15–20 000 человек.

В этом же докладе отмечалось, что на основании последних сведений достаточно определённо устанавливается: «что немцы имеют полную договорённость по линии генштабов с финнами и поляками о совместном выступлении против нас. Срок этого нападения — весна 1935 г. При этом японцы, входя в блок с ними, упреждают этот срок, нападая первыми». Вот такая информация по агентурным каналам пос поступала от военной разведки из Европы и Азии.

Не было у Германии мощного вермахта в 34-м (он начал создаваться только в 35-м), не собирались финны в 35-м нападать на СССР, и не готова была Япония весной 35-го двигаться на Север, пытаясь захватить нашу территорию от Байкала до Владивостока. Так что все предположения военной разведки и начальника Штаба оказались блефом. Но это ясно теперь, спустя десятилетия после разгрома Германии и Японии. А в 34-м подобная информация принималась за чистую монету и воспринималась достаточно серьёзно.

Егоров предлагал Ворошилову, учитывая сложившуюся обстановку по донесениям военной разведки, заслушать доклад разведывательного отдела ОКДВА на предмет установления мер боевой готовности ОКДВА и «доложить правительству о складывающейся перспективе возможного развёртывания военных событий предстоящей зимой и весной 1935 г. на предмет принятия необходимых мер обороны страны». Предлагалось также Блюхеру, Грязнову и особенно Федько (командующий Приморской группой ОКДВА) «быть на месте своей службы к 15–20 января 1935 г.». Очевидно, к этому времени предполагалось начало военных действий.

1935 год

Тайная война — не только разведывательные операции, диверсии и схватки разведок. Понятие тайной войны значительно шире. Сюда входят и дипломатические поединки послов с мидовскими чиновниками страны пребывания, когда каждый скрывает свои мысли и отстаивает интересы своей страны. Но к тайной войне можно отнести и деятельность высшего военного руководства, когда на основании информации, оценок и рекомендаций разведки отдаются указания об усилении того или иного региона страны. По приказу из центра снимаются со своего места дислокации воинские части и под покровом темноты и тайны на платформы и в вагоны грузятся войска и боевая техника. Воинские эшелоны исчезают в неизвестном направлении, и только немногие в Москве знают конечный пункт назначения.

Конечно, полностью скрыть переброски большого количества войск и техники через всю страну было невозможно. На некоторых участках трасса Транссибирской железной дороги проходила у самой границы, и рассмотреть, при наличии немецкой оптики, какую боевую технику везут на платформах, и подсчитать её количество было можно. Японская агентура в наших пограничных районах тоже не дремала. Так что в разведывательном отделе японского генштаба знали, сколько войск и техники сосредотачивается за Амуром. В ответ на такое усиление в Токио планировали и осуществляли ответные действия. В японских портах на войсковые транспорты грузили личный состав и боевую технику, и новые боевые части отправлялись на материк. Территория «независимого» государства Маньчжоу-Го, — японский плацдарм на материке, — пополнялась новыми частями, и в штабе Квантунской армии планировали, где лучше разместить новые полки и эскадрильи, перебрасываемые из метрополии.