Книга Затерянные в джунглях - Михаил Шторм

– Только этого не хватало! – пробормотал Быков, хорошо помнивший встречу с аллигатором. – Давай убираться отсюда, пока мамаша не заявилась.

– По-моему, это папаша, – сказала Морин, кивая на озеро.

Там, рассекая гладкую поверхность, плыл кайман. Его маленькие глазки, спрятанные в панцирь, пристально смотрели на нарушителей покоя.

– Мы уходим, уходим, – заверил каймана Быков и, схватив Морин за руку, потащил ее на прибрежный обрыв.

Проявляя завидное проворство, они покинули песчаную отмель. Кайман остановился и раскрыл челюсти, обнажив красную глотку, похожую на окровавленное сырое мясо.

Прячась за кустами, Быков и Морин наблюдали за кайманом, пока он не скрылся в воде. Убедившись, что им больше ничего не угрожает, англичанка уже хотела стащить со своего спутника рубашку, но вдруг зрачки девушки расширились. Поспешно обернувшись, Быков увидел Малакалу, стоящего в нескольких шагах от них.

– Добрый день, – произнес Быков, не зная, как себя вести.

Улыбаться? Демонстрировать сдержанность? Изображать суровость?

Малакала был вооружен не только копьем и ножом, но и бамбуковой трубкой для выдувания стрел. Неужели он явился, чтобы поквитаться за вчерашнее поражение? На самом деле это была ничья, но гордый сын вождя мог воспринять результат поединка иначе. Не считает ли он себя униженным? Если так, то плохо дело.

– Морин, – произнес Быков, почти не двигая губами. – Возвращайся в деревню.

– Но… – начала она.

– Не спорь. Уходи. Быстро!

Тон Быкова не допускал возражений, и девушка подчинилась. Малакала не препятствовал ее уходу. Просто проводил англичанку взглядом. А когда она скрылась из виду, посмотрел на Быкова.

Глава 30

Школа жизни

Они стояли друг напротив друга довольно долго. Быков машинально прислушивался к перекличке попугаев и крикам обезьян, устроивших веселую возню на дереве неподалеку.

Малакала тоже посмотрел в ту сторону и что-то произнес. На его теле не было рельефных мышц атлета, но в нем ощущалась животная сила, которой был лишен Быков. Помимо силы индеец обладал еще многими качествами, обеспечивающими ему превосходство над городским жителем, изнеженным и избалованным благами цивилизации. Малакалу не сдерживали никакие моральные принципы, понятия о том, что хорошо, а что плохо. Все, что шло ему на пользу, было хорошо, вот и вся премудрость. Он мог преспокойно уложить Быкова на месте и забыть о его существовании. Или нет? Или сын вождя имел представления о чести, достоинстве, справедливости?

«Надеюсь, что так, – подумал Быков. – В противном случае мне несдобровать. Ведь Малакала появился здесь неслучайно. Он нарочно выслеживал меня. И вряд ли для того, чтобы поинтересоваться моим самочувствием. Избавившись от меня, он сможет заполучить Морин. Сомневаюсь, что Виктор помешает ему. Значит, вся надежда на меня. И сегодня ничьей не получится».

– Чего ты хочешь, Малакала? – спросил Быков, не заботясь о том, чтобы помочь себе жестами или мимикой. – Зачем ты сюда пришел?

Как и следовало ожидать, ачега его понял.

Он что-то произнес, указывая на Быкова пальцем. Это означало: «Я пришел к тебе». Или: «За тобой».

– Вот он я, – сказал Быков.

Когда он был девяти-или десятилетним пацаном, родители привезли его на отдых к Черному морю. Дело было в Абхазии, тогда еще процветающей и по-южному гостеприимной. Всем был доволен маленький Дима Быков: купаниями до посинения, ароматной кукурузой вместо супа на обед, вечерними посиделками за арбузом. Но был один фактор, омрачавший его пребывание в солнечных Гаграх. Фактор этот присутствовал в образе абхазского мальчишки, проживавшего в том самом ущелье Цихерва, где снимали комнату Быковы. Поначалу он просто провожал их взглядом, когда они шли на море или возвращались домой. Потом стал попадаться им на пути, там, где начиналась тропинка, ведущая от дороги вглубь ущелья. А однажды преградил дорогу Диме Быкову.

Дима возвращался из кино, где в сотый раз посмотрел героический фильм о Зорро, и мечтал о собственных подвигах, рубя по пути верхушки бурьяна кленовой шпагой. Малолетний абхазец остановил его вопросом: «Ты пачэму тут ходыш?» Быков как можно дружелюбнее объяснил, что живет здесь. «Нэт, – возразил мальчишка. – Ты тут нэ живешь. Тут я живешь. Хады другой дарога. Поймаю – убью».

Это было произнесено до того уверенным будничным тоном, что Дима Быков сразу поверил абхазцу. Он попытался объясниться с неожиданно появившимся соперником, но тот ударил его костистым кулаком в нос, и на этом прения закончились. С того дня Быков старался никуда не ходить без родителей, предпочитая отсиживаться в маленьком тесном дворике с замшелыми стенами. Как назло, его стали посылать то за хлебом, то за спичками, то вообще за какой-нибудь ерундой. В одиночку приходилось возвращаться другой дорогой, пролегавшей по противоположному склону ущелья. Так идти было гораздо дольше, а кроме того, чтобы подойти к дому, Быков вынужден был перебираться через пересохшее русло горной реки, заваленное мусором, заросшее ежевикой и населенное одичалыми свиньями, похожими на собак. Отец допытывался, где Дима шлялся так долго, мать ругала за порванные шорты и рубашки. Оправдываться и выкручиваться было противно, но мучительнее всего было осознавать собственную трусость.

И в один прекрасный день маленький Быков взбунтовался. Выбрал камень побольше, состроил свирепую рожицу и пошел прежним, запретным, путем. Мучитель повстречался ему не сразу. Пришлось преодолевать себя еще несколько раз, пока Быков не увидел того, кого искал… и так боялся найти. Мальчишка-абхазец стоял на узкой тропе, преграждая ему путь, как прежде. Но на этот раз Быков не замедлил шага, не остановился. Он шел прямо на врага – да, это был настоящий враг, – готовый победить или умереть. И маленький абхазец почувствовал это. Выражение его лица не изменилось, однако он как-то незаметно посторонился, уступая дорогу, а потом не выдержал и отвел взгляд. Быков прошел мимо. Удаляясь, он каждую секунду ожидал, что его окликнут, и сжимал камень с такой силой, что, казалось, он вот-вот раскрошится в пальцах.

«Эй!» – позвал мальчишка. Не замедляя движения, как робот, Быков развернулся на месте и пошел обратно. В голове было ясно и пусто. Мысли были не нужны. Быков четко знал, что делать.

Маленький абхазец посмотрел по сторонам и поспешно сунул руки в карманы. Этим он давал понять, что драться не собирается. На всякий случай. Если вдруг приезжий не понял.

«Мэня Хасык зовут, – сообщил абхазец, сплевывая. – А ты кыто?»

«Дима», – хрипло произнес Быков, уже понимая, что опасность миновала, но не позволяя себе расслабляться.

«Можешь хадыт тут, Дыма, – сказал Хасик. – Ты нарымалны пацан. Будым друзьями».

Впоследствии Быков понял, что это излюбленный прием всех подлецов и трусов: заключать союз с теми, кого они терпеть не могут, но побаиваются. Тогда же, в Гаграх, стоя на тропе рядом с чужаком, он поверил в искренность Хасика. Тот ведь был на голову выше его и выглядел очень опасным. Быков решил, что абхазцем руководит не страх, а благородство. И, незаметно бросив камень в кусты, протянул ладонь для рукопожатия.