Книга Граф Мирабо - Теодор Мундт

При этих словах выражение истинного благородства отразилось на чертах говорящего призрака, быстро сменившееся, однако, выражением горькой иронии. Сделав шаг вперед, он остановился в непосредственной близости маркизы де Барберак.

– Вы сами умрете смертью злодеев, – резко сказал он, обратясь к ней. – Мое вам сообщение об этом примите как достойную заслуженную кару за то легкомыслие, с которым вы нарушили мой покой!

Сказав это, тень исчезла, как бы растаяв в воздухе. Никто не заметил, каким образом произошло ее исчезновение. Гробовое молчание воцарилось в зале. Маркиза вновь побледнела и дрожала, а барон фон Гогенфельд, ухаживая за ней, старался ее успокоить и загладить столь нелюбезное предсказание духа Ришелье в последнюю минуту.

– Слова призрака напомнили мне нашего друга Мирабо, – шепнул Шамфор Генриетте. – Наш друг высказывал предположение, что этот Калиостро состоит на жалованье у иезуитов и действует лишь для целей их ордена. Только что слышанная нами речь преосвященной тени, по-моему, подтверждает это предположение, так как в этой речи велась открытая пропаганда католической церкви. Не забудем сообщить об этом нашему другу в Лондоне.

Генриетта одобрительно кивнула ему головой, заботливо указывая в то же время на дальнейшее развитие сцены, вновь привлекшей общее внимание.

В глубине зеркала стало уже появляться второе видение таким же точно образом, как и первое.

Двигающиеся и заволакивающие зеркало тени на этот раз с необыкновенной быстротой приняли форму, и новая фигура выступила вперед. Все увидели пожилую даму, в коричневом шелковом капоте старинного покроя, сверху донизу покрытом кружевами, любезно, но с достоинством приближавшуюся к своей внучке.

Маркиза с живостью и распростертыми руками бросилась ей навстречу, желая заключить в свои нежные объятия бабушку, образ которой вновь предстал перед ней.

– Не тронь меня, дочь моя, – прошептала тень, отступая несколько шагов назад.

Когда маркиза опять уселась, бабушка заняла место возле внучки, и между ними завязался разговор, вначале на тему самых обыкновенных родственных отношений, в котором маркиза принимала оживленное и радостное участие. Она, казалось, забыла, каким необыкновенным путем получила возможность разговаривать с любимой бабушкой, и воображала себя вновь сидящей у камина в отцовском замке, откровенно болтая о разных семейных похождениях.

Бабушка начала припоминать молодость маркизы, проявляя при этом поразительную память, чуть ли даже не больше, чем бы самой маркизе было желательно. После разных воспоминаний о шалостях, непослушании и легкомыслии детства болтливая бабушка дошла до одного пажа по имени Пери, прелестного плутика, приставленного в то время к ее красивой внучке и вскружившего ей голову. Тут должны были последовать дальнейшие, не слишком, вероятно, скромные откровения, но испуганная маркиза, не желая допустить их, с силою схватила бабушку за руку. В то же мгновение рука эта с быстротой молнии обратилась в ничто, и все видение, подобно дыханию, в котором не оставалось более ничего осязательного, исчезло.

Теперь графиня Калиостро поднялась со своего места, приглашая гостей перейти с нею в гостиную и там пить кофе.

Все общество последовало ее приглашению. Несколько минут все молчали, испытывая, по-видимому, самые различные ощущения. За чрезмерным напряжением последовало утомление и какое-то смутное неудовольствие, а потому, во избежание дальнейших разъяснений, все стали прощаться с хозяином и хозяйкой.

В эту самую минуту в передней раздались тяжелые шаги, и несколько голосов громко, нимало не стесняясь, спрашивали графа Калиостро. Вслед за сим двери в зал раскрылись, и двое полицейских, с шумом войдя в него, подошли к графу Калиостро и предъявили ему приказ об аресте. Приказом этим им было поручено немедленно отвезти графа и графиню Калиостро в Бастилию.

С невозмутимым спокойствием, без малейшего изменения в выражении лица, принял Калиостро это сообщение.

– Известно ли вам что-либо по поводу этого распоряжения? – спросил он равнодушно, обращаясь к полицейскому агенту и возвращая ему приказ, на который лишь мельком взглянул.

Агент пожал плечами и с усмешкой отвечал, что сегодня графиня Ламотт-Валуа, задержанная в Бар-сюр-Об, отвезена в Бастилию.

– А потому весьма возможно, – прибавил он, – что эта дама сделала уже некоторые признания, ведущие в Бастилию и графа Калиостро с супругой.

Графиня при этих словах громко вскрикнула, бросилась к Калиостро и крепко обняла его обеими руками, как бы ища у него защиты.

– Не падай духом, Лоренца, тучи находят и проходят, и каждое облако, в которое мы вступаем, должно вновь само собой удалиться от нас, – проговорил Калиостро с торжественностью. После этого он подошел к своим гостям, извиняясь перед ними, что невольно вынужден сократить свои обязанности хозяина. Он надеется, что через это испытание его еще лучше узнают; вот единственно, почему он охотно принимает то, чему его подвергают.

Лицо его при этом имело почти торжествующее выражение, и, как бы с некоторой гордостью, он отдал себя в руки полицейских, с нетерпением желавших уже пуститься в путь. Графине не было дано времени для перемены ее великолепного туалета, и она должна была последовать за полицейскими чинами в том виде, как была для приема своих гостей.

Ожидавшая внизу у дверей наглухо закрытая карета приняла обоих арестованных и их охрану и быстро направилась к месту назначения.

Приглашенные к обеду гости оставались еще некоторое время в зале графа Калиостро в самом необыкновенном настроении. Невольная улыбка, с которою они смотрели друг на друга, разрешилась наконец общим обменом мыслей.

– Хорошо, что полиция поразила нас уже за кофе, а не среди нашего обеда с духами! – прервал молчание Шамфор. – Что было, если бы бастильские посланники возмездия застали здесь его преосвященство кардинала Ришелье и достопочтенную бабушку маркизы! Было бы постыдно для кардинала, при первом же посещении Франции тотчас столкнуться с полицией. Дух же бабушки, имея слушателями полицейских агентов, разболтал бы менее, быть может, в особенности насчет прелестного пажа Пери.

– Я убеждена, что мы были здесь предметом дерзкого обмана, – с живостью начала маркиза де Барберак, пришедшая теперь в себя от всех ужасов. – Уверяю моим честным словом, что я никогда не слыхала ни о каком паже Пери. Кто своим духам передает подобную ложь, тот недостоин ни малейшего доверия, ни он сам, ни его так называемая наука.

– Зачем я не попросил его вызвать мне моего отца? – воскликнул Шамфор, смеясь. – Я знал всегда только свою мать, и, хотя невозможно, чтобы я не имел родителя, я, однако, никогда не слышал его имени и не видел лица его. Быть может, граф Калиостро, так хорошо изучивший тайны египетских храмов, нашел там и того, кто был моим отцом? А если б его положение или наружность мне не понравились, я мог бы с ним сделать то, что сделали с прекрасным пажом Пери. Я не признал бы его существования.

Маркиза, которой было нежелательно дальнейшее продолжение такого разговора, поспешно взяла своего кавалера под руку и, любезно откланявшись, удалилась. Генерал Лафайетт, оставшийся, казалось, при благоприятном мнении о Калиостро, последовал за нею, разговаривая с Шамфором. Он заметил, что против столь необыкновенно одаренного человека вмешательство полиции ничего не доказывает. Разве Бастилия в данную минуту не есть родина лучших и благороднейших сынов Франции?