Книга Сердце странника - Анна Климова

— …Лучше всего Танечке Зайцевой. Не успеешь глазом моргнуть, как растащат по тумбочкам. Вот так и живем, дорогая Наталья Романовна. Все самой приходится. Да вы, наверное, и сами знаете… О, Герасимович! — изумилась директор. — А ты каким ветром?

— Здравствуйте, Клара Ивановна, — вежливо улыбнулся Витек.

— Здравствуй, здравствуй, друг любезный. Путешественник ты наш. Документы-то твои к нам уже давно пришли. Думали, привезут, а ты сам явился. Что, надоело гулять? А?

— Так я ненадолго, — махнул рукой Витек.

— Вот видите, Наталья Романовна? Наш Джек Восьмеркин. И в Америке побывал, и в Москве. Где его только не было.

Незнакомая женщина заулыбалась, глядя на него.

— Неужто убегает?

— Только пятки сверкают. С пяти лет бегает. Никакого сладу с ним нет. Как зима, так к нам. Как лето, снова бежит, — объясняла Клара Ивановна. — Его три года назад такие замечательные люди усыновили. Человека из него могли сделать. Так он снова сбежал!

— Они меня сами обратно отправили.

— Вот! Пожалуйста! Я же вам говорила!

— Это тот самый Витя-путешественник?

— Тот самый, — подтвердила директор. — Нигде ему не сидится. И везде утворит что-нибудь эдакое. Тебе, заяц мой, когда четырнадцать стукнет? В следующем году? Ну, вот вам готовый клиент в колонию.

— А я туда не пойду, — заявил с прежней улыбкой Виктор. — Я, Клара Ивановна, за ум возьмусь. Как вы советовали.

— Да? — удивилась она. — С чего это вдруг?

— А надоело по подворотням шататься. Учиться буду. На переводчика. Я и английский знаю. Буду много денег зарабатывать.

— А зачем тебе много денег? — поинтересовалась Наталья Романовна.

— Чтобы Катька тоже могла учиться.

— Какая Катька? — насторожилась Клара.

— Девчонка одна. Она ничья. Я ее в Москве подобрал. Катька рисовать умеет.

Обе женщины переглянулись.

— А сейчас ты чего хочешь? — спросила Наталья Романовна.

— Вернуться хочу. Вместе с Катькой. Я ее в обиду не дам.

— Сам вернешься? — с сомнением качнула головой директор.

— Сам.

— К нам?

— А куда еще?

Тут незнакомая женщина обратилась к Кларе, чуть прикоснувшись к ее руке:

— Разрешите, Клара Ивановна, я с ним поговорю минутку.

— Да, пожалуйста! — мгновенно согласилась та, как будто они обе о чем-то мысленно договорились. — Мальчики, марш с подоконников! Сколько раз повторять!

— Давай присядем, — указала Наталья Романовна на стулья у стен. — Для начала меня зовут Ядвигова Наталья Романовна. А тебя, как понимаю, Витя?

— Ну. А вы что, тоже усыновить меня хотите? Зря. Я неуживчивый.

— Неуживчивый? — засмеялась она. — Это ты сам придумал. Неуживчивых людей не бывает.

— Вы меня просто не знаете.

— Немножко знаю.

— Клара напела? — хмыкнул Витек.

— Не напела, а рассказала. Ты тут, оказывается, настоящая легенда.

— Да ну, — смущенно пожал плечом Витек, не совсем понимая, куда клонит эта тетка, как-то по-интимному взявшая его руку. Руку он не отнял, но решил быть настороже.

— Ты правду говорил про учебу? Или лукавил? — прищурилась она с улыбкой.

— Правду. А чего мне врать?

— Очень хорошо, что ты сам это понимаешь. Молодец. Ты мне понравился, Витя.

— Тетя, я еще маленький. Подождите лет пять.

— Ты, конечно, уже обо многом осведомлен, — с терпеливой улыбкой ответила она. Но давай договоримся, что обойдемся без грязных двусмысленностей. Ни мне, ни тебе они не к лицу, согласись.

— Ладно, — может быть, впервые за очень долгое время он покраснел, почувствовав себя не совсем в своей тарелке, и отвел взгляд. Ее терпеливая внушительность что-то тронула в нем. В один момент Виктор проникся к ней невольным уважением за тихий, вежливый тон. Клара в такой ситуации обязательно раскричалась бы. А эта — нет.

— Вот и прекрасно, — пожала его руку Наталья Романовна. — Так вот о чем я веду речь. Дело в том, что я МАМА.

«А я ПАПА», — чуть не сорвалось бездумное с его языка, но он вовремя сжал зубы.

— Я мама в большом доме, в котором живут такие же дети, как и ты.

— Другой детский дом, что ли?

— Не совсем. Это обычный дом. И в нем живет обычная семья. Только большая. Мы живем все дружно, мирно. Никто никого не обижает. Для всех находится интересное занятие. Как ты смотришь на то, чтобы приехать в этот дом и жить там? Твою Катю я тоже могу взять.

— Зачем вам это?

— Когда мне задают такой вопрос (а задают мне его постоянно), я отвечаю, что просто люблю детей. Но тебе скажу больше. Я все отдала бы, только бы как можно больше вас, детдомовских, узнало, что такое семья. Говорю тебе это откровенно. Всех вас приютила бы, — засмеялась она, потрепав его по волосам, — да все не поместитесь. Хорошие вы мои! Я ведь прихожу сюда — плачу. Ухожу — тоже плачу. Все такие умнички. И на глазок и на умок острые. Все подметите, все поймете. А душа у каждого болит не по-детски. Вот такое, Витя, у меня предложение. А ты думай. Никто тебя насильно не потащит.

— А где ваш дом?

— В детской деревне. Не очень далеко. Я тебе адрес напишу. Приезжай, посмотришь, как мы живем. Ладно?

Витек неопределенно пожал плечами.

Когда она писала на листке бумаги адрес, он с интересом рассматривал ее. Обычная женщина лет сорока. Не полная, но и не худосочная. Волосы не крашенные, собранные в простую, без изысков прическу. Морщинки под глазами. Руки расторопные, с аккуратно подстриженными ногтями. Руки, не боящиеся работы. Простое пальто с меховым воротником. На такую мужики вряд ли оглянутся, чего уж скрывать. Но что-то было в ней невероятно привлекательное и теплое, домашнее что-то. Витек это чувствовал. Оттого смутился еще больше, вспомнив свои первые слова. Так с ней нельзя было. Нельзя и все!

Только сейчас он понял, как легко обидеть человека и как удивительно, если он не обижается, не вспыхивает, будто порох, а просто говорит с тобой, как с равным. Не презирает тебя, не показывает свое превосходство. И даже ее жалость не была Витьке противна.

— А где же вы с Катькой обитаете? — спросила она ласково.

— Километрах в трех отсюда. На одной даче.

— Поди, холодно там?

— Не. Дрова есть. Печка тоже.

— И ты печку умеешь топить?

— А что тут такого?

— Ну, молодец!

— Я много чего умею, — похвалился он, самому себе удивляясь, так как стремления к похвальбе никогда за собой не замечал.