Книга О чем молчат ангелы - Бекка Фицпатрик

Патч посмотрел на мой шарф-дефис-кофту. Его глаза, темные, как полуночный океан, приняли созерцательное выражение.

— Симпатично.

Потом он обошел стол, тщательно исследуя траекторию шаров.

— Ставлю пять долларов на то, что ты не забьешь синий полосатый шар в лунку, — предложила я, специально выбирая шар. Он был отделен от белого битка множеством других шаров.

— Мне не нужны твои деньги, — ответил Патч.

Наши глаза встретились, и на его щеках появились крошечные, едва заметные ямочки.

Температура тела у меня поднялась на целый градус.

— Хорошо, а что тебе нужно? — спросила я.

Патч опустил кий на стол, прицелился, а потом ударил по битку. В секунду биток достиг сплошного зеленого шара, затем отлетел к восьмому и, в конце концов, загнал полосатый синий в лунку.

Я нервно засмеялась и пыталась скрыть это, хрустнув пальцами — плохая привычка, которой я раньше никогда не поддавалась.

— Хорошо. Я впечатлена.

Патч все еще лежал на столе и смотрел на меня. Его взгляд согревал мою кожу.

— Мы не договорились о ставке, — сказала я, сопротивляясь желанию обо что-нибудь опереться. Кий начал скользить в руке, и я незаметно вытерла ее о бедро.

Как будто я и так уже не вспотела достаточно сильно, Патч сказал:

— Ты мне должна. И однажды я потребую плату.

Я засмеялась, но смех прозвучал не очень естественно.

— Как хочешь.

На лестнице в другом конце комнаты послышались шаги. К нам подошел здоровый, мускулистый парень с орлиным носом и растрепанными иссиня-черными волосами. Сначала он посмотрел на Патча, потом бросил взгляд на меня, и на его лице появилась усмешка. Он шагнул вперед и взял мой «7UP», стоявший на краю бильярдного стола.

— Простите, кажется, это… — начала я.

— Ты не говорил мне, что она такая хорошенькая, — обратился он к Патчу, вытирая рот тыльной стороной руки. Он говорил с сильным ирландским акцентом.

— Ну, я ведь и ей не рассказывал, какой ты страшный, — парировал Патч, его губы готовы были сложиться в ухмылку.

Парень обошел бильярдный стол, подошел ко мне и протянул руку.

— Меня зовут Риксон, дорогуша, — проговорил он.

Я неохотно подала ему руку.

— Нора.

— Я не помешаю? — сказал Риксон, глядя то на меня, то на Патча.

— Нет, — сказала я в тот же момент, как Патч сказал:

— Да.

Внезапно Риксон шутя набросился на Патча, и они вдвоем повалились на пол, катаясь и избивая друг друга. Слышался охрипший смех, звук ударов и треск ткани, и внезапно я увидела голую спину Патча. Ее пересекали два толстых шрама. Они начинались в районе почек и сходились у лопаток, образуя перевернутую букву «V». Шрамы были такими огромными, что я застыла в ужасе.

— Эй, слезь с меня, — проревел Риксон.

Патч слез с него, и, когда он встал на ноги, порванная рубашка распахнулась. Он снял ее и выбросил в мусорное ведро в углу.

— Отдай мне свою рубашку, — сказал он Риксону.

Риксон подмигнул мне.

— Как думаешь, Нора, дадим мы ему рубашку?

Патч опять набросился на него, и руки Риксона уперлись в его плечи.

— Полегче, — сказал он, отступая.

Он снял толстовку и протянул ее Патчу, оставшись в одной белой майке.

Когда Патч надевал толстовку, его пресс напрягся, и я ощутила, как что-то легкое порхает у меня в животе.

— Он уже тебе рассказывал, как получил свое прозвище? — повернулся ко мне Риксон.

— Что, простите?

— Перед тем как нашего друга Патча заинтересовал бильярд, парниша увлекался ирландскими кулачными боями. И не слишком успешно. — Риксон покачал головой. — Честно говоря, он был прямо-таки жалок. Я много ночей провел, пытаясь залатать его раны, и скоро все начали называть его Патч. Я говорил ему бросить это дело, но он не слушал.

Патч поймал мой взгляд и улыбнулся, как боец-победитель. Эта усмешка и без того была пугающей, но за кажущейся грубостью скрывался намек на желание. На самом деле, даже больше, чем намек. Вся симфония желаний.

Патч кивнул в сторону ступенек и подал мне руку.

— Давай уйдем отсюда, — сказал он.

— Куда мы поедем? — спросила я, чувствуя, как внутри все дрожит.

— Увидишь.

Уже на ступенях меня догнал голос Риксона:

— Удачи тебе с ним, дорогуша!

Глава восемнадцатая

На обратной дороге Патч выбрал выезд в сторону Топшема и припарковался у старой топшемской бумажной фабрики на берегу реки Андроскоггин. Когда-то на этой фабрике делали из целлюлозы бумагу. Теперь же большая табличка на торце здания гласила «Пивоварня „Морской волк“». Река, широкая и бурная, текла среди подпирающих небо вековых деревьев.

На нас уже опустилась ночь, а дождь все не утихал. Мне нужно было вернуться домой раньше мамы, я ведь не могла сказать ей, что была на свидании… потому что, если честно, Патч был не из тех мальчиков, которые нравятся мамам. Скорее из тех, из-за которых меняют замки в доме.

— Мы можем взять еду на вынос? — спросила я.

— Особые пожелания?

Патч открыл дверь со стороны водителя.

— Сэндвич с индейкой. Без огурцов. А, да, и без майонеза.

Я была уверена, что заработала одну из тех улыбок, которые скрываются у него в уголках губ. Кажется, я зарабатывала их пачками. Но в этот раз мне было непонятно, что такого забавного я сказала.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — сказал он, выходя из машины.

Патч оставил работать печку и не вытащил ключ из замка зажигания. Пару минут я прокручивала в голове прошедший вечер, и только потом до меня дошло. Я сижу одна в машине Патча. В его личном пространстве.

Если бы я была Патчем и хотела спрятать что-то очень важное, я не стала бы держать это в своей комнате или в школьном шкафчике, даже в рюкзаке, ведь все это могут обыскать или отобрать. Я бы спрятала это в своем сияющем черном джипе с мудреной охранной системой.

Расстегнув ремень безопасности, я покопалась в куче учебников у себя под ногами, чувствуя, как мои губы изогнулись в таинственной улыбке при мысли о том, что я могу обнаружить какой-нибудь секрет Патча. Я не ожидала ничего определенного; меня вполне устроил бы, к примеру, код от его шкафчика. Приподнимая носком балетки школьные бумаги, разбросанные по дну джипа, я нашла старый освежитель воздуха с запахом хвои, диск «AC/DC» «Дорога в ад», огрызки карандашей и чек из супермаркета от 10:18 сегодняшнего дня. Ничего особо удивительного, ничего изобличающего.