Книга Вокруг пальца - Йон Колфер

– Разве при виде этих глаз откажешь? Погляди на парня, Макэвой. Нам предстоит заправлять этим городишкой.

У меня нет сил ни на что, но мое тело спазматически дергается само по себе, и Сломанное Орудие принимает это за подтверждение.

– Ты будешь первым, кого казнит Эдвард Ши, не считая уже подраненного парня. Это большая честь.

Класс. Улет. Дождаться не могу.

Спасибо тебе, Дрюкапалуза. Клево прокатились.

* * *

Должно быть, я в шоке, а может, седатив, подмешанный Эдит мне в ви́ски, еще не покинул моего кровеносного русла, потому что я воспринимаю эту фигню насчет неминуемой смерти очень безмятежно. Я смутно осознаю, что не хочу умирать нынче вечером, но не нахожу в себе достаточно энтузиазма, чтобы поддержать эту идею. Мне знакома подобная апатия, эта свинцовая летаргия, этот распространенный симптом ПТСР[49], но ПТС уже далеко, я сейчас аккурат в окружении ТС. Может статься, С после последнего ПТС только-только обрушился на меня. Получается, то, что я чувствую, – результат видео с пытками. Я искренне надеюсь, что Кригеру с Фортцем прострелят потроха, когда они будут прорываться в Мексику. Ну не смешно ли, что мысль об их смерти вдохновляет меня больше, чем о собственной жизни?

Просто на всякий случай: есть пара-тройка человек, не догадывающихся, что означают буквы ПТСР, и потому скажу, что это вовсе не Педик Тычет Сраку Раком, как однажды предположил мой дружбан Зеб, хотя должен сознаться, что при этом посмеялся, хоть это и не очень культурно с моей стороны. Зеб обратил это в дежурную шутку. Когда я приволок его на Бродвей поглядеть со мной постановку «Рока на века», он утверждал, что страдает от постдраматического стрессового расстройства. По-моему, получилось малость натянуто.

Они оставляют меня в одиночестве на пару часов, время от времени наведываясь, чтобы убедиться, что я по-прежнему прикован к батарее подвернувшейся цепью, выглядящей так, будто ее доставили на север по подземной железной дороге пару столетий назад. Я чувствую себя виноватым, что не пробую сбежать, но у меня попросту нет ресурсов. Меня дважды вырубали, избили откровенно непристойной дубинкой и долбанули «Хаммером». Это уже тянет на рекорд.

Так что я дрыхну на полу, и даже тот факт, что по пробуждении я отправлюсь в путешествие без возврата, не может мне помешать отключиться. Однажды в приемной Саймона Мориарти я читал статью, где говорилось, что подсознание держит ключ наготове. В чем бы ни состоял вопрос, ответ на него уже таится у вас внутри. Так что, быть может, мое глубинное естество выдаст на-гора ключ к этой дилемме. Я скажу себе что-нибудь эдакое, чего не знаю. Что я буду в полном шоколаде, потому что обычно подсознание выдает мне лишь фобии и бихевиоральные тики. Хитрость в том, чтобы очнуться и проорать первое же слово, пришедшее на ум. Это называется аутоманифестацией или, цитируя Зебулона, «кусок психопатического боббемисеха». Я толком не знаю, что именно означает «боббемисех»[50], но могу представить, что ничего лестного. Хорошие вещи редко фасуются кусками.

В эти несколько часов прерывистого забытья мне что-то снится, не просветив меня ни в малейшей степени, если только добрый старый папаша, обматывающий мне голову техническим скотчем, приговаривая: «Хороший солдат, хороший солдат», не является ответом на молитвы мира.

Сны о папуле – вершина моего репертуара кошмаров, но этот нагоняет еще больший ужас, пинком в сраку выбросив прямо в бодрствование. Вздрогнув, я прихожу в себя, чтобы обнаружить, что О-Шиник и Руди Эл таращатся на меня, осклабившись до ушей, будто я Луи Си Кей[51] в свой лучший вечер.

– Что ты сказал, Макэвой? Ты вправду сказал то, что я подумал, что ты сказал?

Тьфу, дерьмо. И что же я сказал?

– Всуесос сказал «дрочилка», – докладывает Веснушка. – Гребаная дрочилка.

Ши порывисто переводит дух.

– Надо воздать тебе должное, Макэвой. Ты в десяти минутах от жуткой кончины, а все думаешь о своей елде. Может, ты и вправду настолько глуп, насколько притворялся…

Дрочилка? Чего-то я не врубаюсь.

– «Дрочилка»? – переспрашиваю я, с облегчением отмечая, что снова в состоянии говорить. – Точно «дрочилка»? Не «мочилово» или хотя бы «дурилка»?

Веснушка трясет своей тыквенной башкой.

– Не, именно «дрочилка», Макэвой. Я слышал этот термин достаточно часто, чтобы не спутать.

Дрочилка? И почему это мое подсознание выражается настолько смутно?

* * *

Когда меня конвоируют в гараж с О-Шиником и Руди Эл по бокам, или Мандарто́м и Брызгой, как я их называю про себя, мужик в комбезе протирает кузов такси тряпкой.

– Порядок? – интересуется Ши.

Кивнув, мужик швыряет ему ключи.

– Полный порядок, мистер Ши. Хочу только напомнить, что она нам нужна обратно, для албанцев.

Прикрыв глаза, Веснушка хмурится:

– Мля, я и забыл об этих задницах… И куда мы их денем?

– Думаю, к русским.

– А, ферма в Коннектикуте?

– Не, к свежим русским.

Веснушка набивает в телефоне напоминалку.

– Ладно, в технопарк. Усек. Надо подстраховываться, знаешь?

Ши полон понимания, и мне кажется, что у этой парочки есть все шансы наладить взаимоотношения.

– Трудно быть на вершине, партнер, – изрекает пацан.

– Эй, ну мы хотя бы можем разделить бремя.

Веснушка и Ши так лучезарны и оптимистичны, что рок наверняка обрушит на них кувалду в ближайшее время.

Может, я и есть кувалда. Почему бы и нет, чуть раньше я был камнем.

Милая мысль.

Комбез улепетывает, и Веснушка открывает багажник.

– Ладно, Макэвой. Запрыгивай.

Я еще не решил, стоит ли мне кротко улечься туда или назло им заставить прежде застрелить себя. Как выясняется, выбор увели у меня из-под носа.

– Мне сюда нипочем не втиснуться, – сообщаю я. – По-моему, кто-то забыл о своих обязанностях.

Багажник превращен в большой холодильник, который до краев набит частями тела, упакованными в мешки. Я узнал лицо «Кей-эф-си», обтянутое белесым пластиком, как второй кожей.

– Черта дьявола дрюченые яйца! – восклицает Веснушка. – О них должны были позаботиться.

Дрюченые яйца. Мило.

Ши тычет пальцем в лед, выискивая местечко.