Книга Богатырь - Александр Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лодью поставили бортом, закрепили с кормы, тиун важно сошел по сходням, уставился на смердов в упор…
Те, помедлив, нехотя поклонились.
Илья осторожно свел на пристань Голубя, перекинул вьюки, развязал сумку с кольчугой…
Тиун, не дожидаясь его, уже шел вверх, к деревне. По сторонам – гридь. Бронная, в шлемах, чтоб видели, кто прибыл. И не баловали.
Илья задержался. Пока Голубя седлал, пока кольчужку вздел. Не из осторожности. Просто захотелось тяжесть брони на плечах ощутить. Ну и себя показать. Тиуновы дружинники в сравнении с ним – как кочеты рядом с соколом.
Монах терся поблизости. Боялся.
Залка тоже за отцом не пошла. Ласкалась с Голубем. Жеребец к ней снизошел. Яблочко скушал, тронул губами девичью ручку, покосился на друга-хозяина: не осудит ли?
– Своя, своя, – поощрил Илья. Махнул ногой и взлетел в седло, не коснувшись стремени. Настоящее седло, степное. Не чета той коробке, в которой он сидел недавно.
– Ой! – пискнула Залка, когда Илья, перегнувшись, подхватил девушку и усадил боком на конскую холку.
– Следуй за мной, – бросил он монаху по-ромейски и послал коня вперед, но не вверх, к деревне, а по тропе между берегом и полем. Сначала – шагом, потом – легкой рысью, предварительно велев монаху взяться за стремя. Пусть жеребец разомнется.
А Илья пока Залку немножко… помнет.
Девка не противилась. Припала к груди, обняла… Млеет.
А монах сипит. Запыхался. Но стремя не отпускает. Потом от него еще сильней несет. Выкупать его, что ли?
Илья уже совсем собрался будто ненароком спихнуть ромея с крутого бережка, когда взгляд остановился на заросшей лесом горе, что поднималась дальше по берегу. Над вершиной ее Илья углядел дымок. Для пожара время неподходящее, значит, живет там кто-то. А может, капище там. Сильные языческие боги, тот же Перун, к примеру, любили, чтоб их чествовали на высотах. Как раз на таких вот горах, с которых и вода, и земля – как на ладони.
Залка, девичьим чутьем угадав, что Илья задумался о другом, напомнила о себе: приласкала ладошкой по щеке.
Илья глянул на нее и пожалел, что взял с собой монаха. Сейчас бы в лесок да на травку-муравку…
А девка, хитрюга, поймала взгляд, угадала мысли (хотя что тут угадывать?) и покачала обернутой в шелковый платок головкой. Не дамся.
Однако Илья знал: уступит. Какие бы мысли ни роились под шелковым платочком, а как до дела дойдет, мысли будут отдельно, а льнущее к гридню тело – отдельно. И тут уж от Ильи будет зависеть: прислушаться ли к протестующему лепету или сделать, что обоим хочется.
Но не сейчас. Сначала надо монаха сбагрить. И посмотреть, как у тиуна дела? Обратил ли уже местных – или упираются?
Берег р. Оки. Сын сварожий
Тиун со своими обосновался в главной деревенской избе. В таких смерды сходы устраивали зимой, молодежь затевала посиделки. Ну и любились по уголкам.
Еще здесь стояли истуканы. Кумиры местных смердьих богов. Малые кумиры. Большие – на капищах, а эти так, чтоб не забывали и угощеньем делились. Все – черные, в копоти. Уже и не разберешь, чьи лики. Волоха от Мокоши только по бороде и отличишь.
Илья вошел незваный и без спросу, но никто и слова не сказал. Да и кто бы возмутился?
Деревенская старшина, четверо бородатых мужей, стояли кучкой перед тиуном, простоволосые, угрюмые.
– Разбогатеть решили на княжьей дани? – цедил сквозь зубы тиун. – Шкуры целые надоели? Иль в обельные холопы хотите? Ну! Что молчим?
На взгляд Ильи, богатством здесь не пахло. Пахло страхом. Знакомая история.
– Никак не можно нам больше дать, – наконец рискнул самый старый, седой, тощий. – Нету.
– А если я поищу? – посулил тиун.
– Ищи, – каркнул седой. – Ничего не сыщешь.
– А ежели пятки подпалю?
– А хоть как. Все он забирает. И князю давать не велит, – пробормотал старейшина. – Велит, чтоб ему кланялись и больше никому.
Ого! Вот это уже интереснее! Илья оживился. Никак у судеревского князя оспорщик завелся. Ну-ка, ну-ка…
– Что еще за он? – прищурился тиун. – Кто тут у вас смерти ищет?
Дружинники зашевелились: намечалась драка.
– Хозяин Святой горы, сын сварожий, – ответил седой. – Велит его кормить и девок давать покрасивше.
– Девок тоже ест? – осведомился тиун. Дружинники засмеялись, но местным было не до смеха.
– Девок не, не ест. Он их – это самое. Потом возвращает. Иных – в тягости.
– И велика ль ватажка у вашего нахлебника?
– Нет у него ватажки, – ответил один из старейшин, опередив седого. – Сам-один.
– И вы, значит, одного перепугались больше, чем князя вашего?
– А ты б его видел! – дерзко бросил старейшина. – Сказано ж: сын сварожий. Силой безмерен, телом велик…
– Побольше меня? – подал голос Илья.
Старейшина глянул, махнул рукой:
– Куда побольше. Сын сварожий, сказано ж.
Видно было: тиун не верит смердам и на грошик медный.
А вот Илья – поверил. Уж больно хитро для простаков. Да и слово знакомое. Илья знал, кого в Киеве сварожьими детьми звали.
Тиун тоже знал. Но не помнил такого, чтоб жрецы языческие рисковали так явно тягаться с княжьей властью.
– И где этот большун обитает? – скептически поинтересовался тиун.
– Да где ж ему жить, как не на Святой горе? – Старейшина удивился.
– И где она, гора твоя?
– А там. – Мужик махнул куда-то в сторону полдня. – Вы сходите к нему, господин, да пусть он вам и скажет, что мы теперь – его, а не княжьи.
– Вот дел у меня больше нет, как по горам вашим шастать! – Тиун сплюнул на земляной пол, под ноги кумирам-деревяхам.
Старейшины дернулись (оскорбление!), но промолчали. Ждали, чем еще их человек князя «порадует».
«Порадовал».
– Даю вам сроку неделю. И если не будет через неделю на моем корабле товара на пять сотен кун, недоимку живым товаром возьму. Вот девками, к примеру, и возьму.
Старшины глядели мрачно. Спорить с тиуном, когда у того за спиной шестеро дружинников, они не осмеливались. Но по рожам видно: не согласны.
– Всё! – рыкнул тиун. – Пошли вон отсюда… Нет, стойте! Ты останься, – ткнул он в седого. – Скажу, какой прокорм с вас брать буду, пока мы тут.
– Видишь, Годун, какой народ у нас, – пожаловался тиун Илье. – Вятичи, они вятичи и есть, даже если из своих лесов повылезли. Били их, били, учили-учили, а как были упрямые и лживые, такие и остались. Мало что князя обманывают, так еще и байки плетут. Сварожий сын! Как же! А то я не знаю, кто есть сварожьи дети. Ишь чего удумали! Пойди туда, не знаю куда. Ничё! Всё сполна вернут. Может, завтра и принесут, чтоб мы убрались поскорей.