Книга Цена наслаждения - Кресли Коул

Когда наконец ее выгнувшееся тело свело судорогой, Грант прохрипел, что он собирается делать дальше. Где он будет трогать ее языком, где гладить пальцами, а также как он ужасно хочет снова ощутить на себе ее рот, только еще глубже...

– О да, – произнесла Тори с протяжным низким стенанием, чувствуя, как она сжимается вокруг его умных пальцев. Он был неутомим, продолжая дразнить ее, распределяя влагу восхитительными медленными поглаживаниями.

Ему казалось, будто это был не он, а кто-то другой, вселившийся в его тело. Грант терзал ее, пробуя ее внутри, ожидая свидетельства завершения ее напряжения. Он и мысли не допускал отказывать себе в том же наслаждении. Он возьмет ее. Ничто не сможет его остановить. Он видел, как Виктория облизывает приоткрывшиеся губы. Видел ее грудь, влажную от его поцелуев, и светлые завитки, покрывающие ее лоно... В голове у него все помутилось.

Он схватил Викторию за бедра и раздвинул их шире, затем провел округлым концом вверх и вниз промеж двух лепестков, заставляя себя убедиться, что она готова его принять. Он застонал, когда ее плоть стала еще влажнее.

Наконец он позволил себе слегка войти в нее, но не более. Она была скользкая, но все еще слишком напряженная. Грант был готов зарыться в нее, до упора погрузиться в ее лоно, невзирая на то что она такая маленькая и что он может ее поранить. Каждый мускул трепетал в нем, готовый к вторжению. Нет, он не станет торопиться. Он в состоянии контролировать себя.

Но тут Виктория начала двигаться, извиваясь всем телом, требуя, чтобы он вошел в нее глубже. Грант схватил ее за ягодицы, чтобы удерживать их неподвижно, потом застонал и отодвинулся, чтобы через секунду войти снова. Она была такая напряженная, и это смущало его до невозможности.

– Я боюсь тебе навредить, – признался он, едва узнавая свой низкий голос.

– Это так и должно быть? – чуть слышно спросила она. – Немного?

Немного? Увы, на этот раз нет. По тому, с какой силой ее тело сомкнулось вокруг него, Грант был готов поклясться, что она больше не может терпеть.

– Это будет больно, моя хорошая. Виктория вздохнула.

– Меня беспокоит, что ты слишком большой. И еще я не уверена, вполне ли у меня все нормально...

Грант наклонился, поцеловал ее и сипло произнес возле ее губ:

– Ты – все, что только может желать мужчина, Виктория...

Он встретил на своем пути ее барьер, и Виктория затаила дыхание. Когда Грант, согнув бедра, вторгся в нее, она вскрикнула, и он замер.

– С тобой все в порядке?

– Я... я думаю, да, – прошептала она.

Грант решил, что какое-то время не будет двигаться. Нужно было дать ей приноровиться к его габаритам. «Разве ты этого не предполагал, зная, что имеешь дело с девственницей?» Увы, раньше это его никогда не беспокоило.

– Виктория, ты хочешь, чтобы я остановился? – спросил он. Как будто он мог! Остается последнее испытание – и он зароется в тугие тиски ее тепла, чтобы покончить с этим.

– Да, – ответила она.

«Нет. Черт побери, нет!» – вскричал его разум. Грант не мог сдаться, почти достигнув небес. Посмотрев вниз, он увидел, что в глазах у нее стоят слезы. Мысль навредить ей терзала Гранта, но тело его уже настроилось со всей решимостью, и все же он отодвинулся назад. Медленно, дюйм за дюймом, чтобы растянуть удовольствие от уже достигнутого.

Виктория издала низкий горловой звук.

– О, Грант, погоди. Кажется, мне это нравится.

Изумленный, он снова вошел в нее.

– О! – вырвалось у нее.

Он снова отодвинулся назад – и она опять сладко застонала. Грант начинал терять рассудок.

– Любимая, одного без другого не бывает.

– Ты можешь входить так же медленно, как выдвигаешься?

Но как он мог, когда все в нем требовало погрузиться в нее быстрее? Трясущийся, взмокший от напряжения, он медленно мучил себя, входя и выходя, подбирая темп, который нравился ей, а его заставлял содрогаться. Пот капал с него на ее дрожащую грудь...

Грант наклонился, втянул губами ее солоноватый сосок, и Виктория вновь застонала.

– Можешь чуть быстрее, – прошептала она ему на ухо.

Грант задвигался быстрее, стараясь угодить ей. Видя, как ее грудь содрогается с каждым его броском, он понял, что теперь это только вопрос времени. Когда Виктория вновь застонала, он забрал отданные ему бразды. Его бедра двигались вновь и вновь, его руки то хватали ее за бедра, то ласкали ее грудь.

– Да, Грант! Да! – Чем чаще она выкликала его имя, тем быстрее и жестче становились его движения. И она каждый раз принимала его.

Ровно в тот момент, когда его плоть внутри ее налилась так, что он едва мог двинуться, Виктория внезапно выгнула спину и вскрикнула. Ее грудь толкнулась в его грудь, и он почувствовал, как ее бедра сомкнулись вокруг него.

Больше он уже не мог выдержать. С последним ударным броском он влился в нее, продолжая без устали накачивать ее мощными толчками, выкрикивая ее имя.

Когда силы его наконец полностью иссякли, он осознал, что все еще сжимает ее в объятиях и продолжает беспомощно двигаться.

Мысли его медленно возвращались из тумана. «Я сжимаю ее так плотно, что могу сделать больно... Она моя... Я не знаю, смогу ли я ее отпустить».

Все же в конце концов Грант сумел расслабиться и приподнялся над ней. Словно возвращаясь из сна, он с недоверием смотрел то на нее, то на свое тело, по-прежнему устало толкающееся внутрь ее, потом перевел глаза на ее восхитительное лицо и, увидев ее слезы, вдруг подумал: «Что же это я наделал!»

Виктория лежала на его койке, свернувшись калачиком. Сон ее был поверхностным, с легкими подергиваниями тела и движениями глаз под закрытыми веками. По всей вероятности, жизнь на острове пробудила в ней заложенный природой инстинкт: реакцию на звук и способность выбирать из естественных шумов предупреждающие сигналы.

Гранту доставляло наслаждение смотреть на нее спящую. Увы, ей нужно было возвращаться. Видит Бог, он был готов сделать что угодно, лишь бы она осталась, потому что в эту ночь он узнал кое-что новое о себе. За время пребывания с Викторией он утратил контроль над собой, но после этого чувствовал себя все более и более комфортно.

Никогда еще ни с одной из женщин он не был так свободен. Близость с другими никогда не давала ему большего, нежели простое временное облегчение. И уж точно он никогда не делал того, что испробовал с Викторией. Он всегда боялся утратить самоконтроль, боялся, что его физиологические потребности будут обсуждаться в кругу знакомых женщин; возможно, поэтому он никогда не досаждал им своими домогательствами и всегда ограничивался разовой связью. Грант был далек от распутства, опасаясь, что когда-нибудь может почувствовать к этому вкус и тогда его уздечка соскользнет окончательно. Каждый раз, когда он сам снижал требования, фантазии, заполнявшие его воображение, еще более усиливали то, что он уже знал о себе и отчаянно пытался скрыть. Мужчина с умом должен контролировать такую вещь, как инстинкт, считал Грант. Но с другой стороны, в их семье мужчины никогда не были успешны в подобных ограничениях – никто из них, кроме него... Но все это только до настоящего времени.