Книга Новая русская империя - Сергей Бабурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основой экономической политики государства должен стать «новый протекционизм». Необходимо принять меры для того, чтобы государство вернуло себе ведущее положение во внешней торговле, осуществляя жесткий контроль за экспортом за рубеж стратегических товаров.
Для претворения в жизнь насущных задач необходима мобилизация всего общества. И прежде всего — тех сил, сама роль которых состоит в созидании и защите государства.
Большинство граждан, дорожащих Россией, готовых и дальше делить со своей Родиной ее непростой исторический путь, ждут от власти демонстрации приверженности национальным ценностям — духовным, нравственным, культурным. Русский почвенный консерватизм сегодня — это единственная национальная идеология, способная отстоять суверенитет, укрепить духовность, улучшить условия труда и повысить благосостояние человека труда, осуществить прорыв к построению общества Справедливости и Порядка.
(О единственном легальном способе преодоления системного политического кризиса в России)
Россия в очередной раз пришла в движение. Пока все ограничивается в основном интенсивным «брожением умов», почти нескрываемым массовым недовольством существующей властью в самых разных ее ипостасях и проявлениях, и многотысячными мирными митингами «рассерженных горожан». Но нельзя исключить, что, по мере того, как положение в стране обострится, будет впору говорить о новой революционной ситуации.
Крошечные шаги, которые власть делает, пытаясь то ли выиграть время, то ли «замотать» начало давно назревших, глубоких преобразований, не блещут оригинальностью. Более того, часть этого вынужденного «мизера» попахивает откровенным авантюризмом и представляет собой несомненную угрозу российской государственности. Мы имеем ввиду, прежде всего, разрекламированную в качестве чуть ли не ключевой позиции грядущей «комплексной реформы нашей политической системы» заявленную в декабрьском Послании Президента ФС РФ уже после позорных думских выборов и под «неизгладимым» впечатлением от реакции общества на их результаты идею перехода к выборам руководителей субъектов Федерации «прямым голосованием жителей регионов».
Начнем с того, что в принципе верная, вполне демократическая идея выборности глав регионов, выдвинутая накануне всеми ожидаемой новой волны мирового экономического кризиса, при банкротстве абсолютного большинства региональных бюджетов, в специфических условиях, сложившихся в России после 4 декабря 2011 года, является крайне несвоевременной. Можно долго спорить о том, так ли необходим был переход к назначению региональных руководителей после бесланской трагедии в 2004 году, и что он принес в практическом плане для укрепления государства, но то, что нынешняя обстановка крайне неблагоприятна для подобного рода «новаций», представляется несомненным. Несвоевременный возврат к выборности глав регионов может «запустить» процессы разрушения России. Не проще ли было начать с выборности населением членов Совета Федерации, отложив вопрос о губернаторах до 2015 года?
Вспомните начальный этап горбачевской «перестройки» (1987–1988 гг.), когда, после провальных попыток справиться с нарастающим изо дня в день валом социально-экономических проблем «коренным вопросом» реформы советской политической системы выдвинули разграничение функций партийных (КПСС) и государственных органов, а ее «решающим направлением» объявили обеспечение полновластия Советов народных депутатов как «основы социалистической государственности и самоуправления» в стране.
Ликвидация идеологической монополии КПСС, ее освобождение от функций государственного управления, равно как и превращение Советов в ответственные представительные и законодательные органы государственной власти (на союзном и республиканском уровнях) и ядро самоуправления (на местном уровне) могли стать важнейшими факторами модернизации страны. Но это следовало делать с величайшей осторожностью, с учетом существующих традиций функционирования государства и особенностей осуществления власти в Союзе ССР, путем постепенного укрепления многоукладности и многопартийности.
Всякие же попытки добиться желаемого результата «наскоком», без предварительного создания разветвленной системы политических и социальных «амортизаторов» были чреваты полной дезорганизацией работы как партийных органов, так и Советов всех уровней, превращением последних в арену ожесточенной политической борьбы, источник самых разнообразных угроз для существования союзного государства, что убедительно доказали последующие три года «полновластия Советов».
Разумеется, приведенная выше аналогия условна — и страна не та, и возможности не те, да и масштаб руководства, увы, не тот (свобода, естественно, лучше несвободы, но при чем тут Россия начала ХХI века?). Хотя есть и кое-что удивительно схожее. В частности, потрясающее нежелание извлекать уроки из собственной истории, не только советской, но и дореволюционной, периода 1915–1917 гг. Власть вновь повторяет допущенные тогда роковые ошибки, вновь не способна работать на опережение, вновь дожидается, пока «полыхнет».
Исход, впрочем, всегда один и тот же — лавинообразное нарастание политической анархии и социального хаоса, позорная капитуляция власти и гибель государства. Так произошло в далеком 1917 году, так случилось в памятном 1991-м. К сожалению, нечто подобное разворачивается на наших глазах и сегодня. Правда, дело еще не дошло до полной неадекватности нынешней российской власти, но тенденция к нарастанию противоречивости в ее словах и действиях налицо.
Так, с одной стороны, нас активно пытаются убедить в том, что «Россия сегодня по основным параметрам экономического и социального развития вышла из глубокого спада, который последовал за крахом тоталитарной модели социализма и распадом Советского Союза», что мы уже «достигли и преодолели показатели уровня жизни самых благополучных лет СССР», и что «за последние 10 лет сформировался значительный слой людей, которых на Западе относят к среднему классу» (см. недавнюю статью В.В. Путина в «Известиях»). Следовательно, нет и не должно быть объективной основы для широкого недовольства и массовых протестов.
Однако они не только реально существуют, но и набирают обороты.
С другой стороны, мы видим начало «реактивной политической модернизации» (по меткому определению Н. Петрова), с помощью которой власть пытается замедлить процесс общественно-политического пробуждения миллионов и ввести его в контролируемое и безопасное для себя русло. Это очень непростая задача, поскольку остановить данный процесс, скорее всего, уже не удастся. Вот и приходится делать «хорошую мину при плохой игре», называя откровенно антиправительственные выступления признаком «взросления нашей демократии», эклектично соединять русский «цивилизационный код» с проблемами «евразийской миграции» или позорно «дрейфовать», идя на мелкие уступки, не решающие, по сути, ни одну из ключевых политических проблем, стоящих сегодня перед страной, а лишь усугубляющие и так незавидное положение самой власти.
Кто, спрашивается, мешал государственному руководству России упростить порядок регистрации партий еще полтора-два года тому назад, не делая националистов и либералов «внесистемными»? Эффективность системы из партий, сконструированных в одном кабинете, изначально была блефом. Какую конкретно пользу делу «возрождения авторитета и силы государства как такового» (по В. Путину) принес введенный в свое время отказ от депутатов-одномандатников, если сегодня — спустя 7 лет после принятия соответствующего федерального закона — приходится констатировать, что в Государственной думе за это время не появилось ни одной реально новой и самостоятельной политической силы, а некоторые субъекты федерации не имеют в Думе даже одного депутата, избранного местными жителями?