Книга Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи

Умар улыбнулся, все же входя в гостиную.

— О да. — Он протянул руку, крепко пожимая мою. — Конни и Дина — давние подруги. Не волнуйся, — обратился он к Дине. — До ифтар еще полчаса, я все приготовлю.

— Нет-нет, давай вместе.

Тут-то до меня дошло, о чем они говорят.

— Сейчас ведь Рамадан? Вы поститесь, Дина? — Я подумала про чай и печенье, что она подала мне. Так вот почему она не составила мне компанию. — Простите, что явилась так некстати. Я уже ухожу.

— За что простить? Как это — уходишь? Почему? Нет-нет! Останься, пожалуйста, останься на ужин. Мы только перейдем в кухню. Ты ведь не против посмотреть, как мы готовим? Идем, идем…

Приговаривая, Дина уже подталкивала меня в сторону кухни, приобняв за плечи. Она усадила меня, вымыла руки и принялась суетиться — выставила тарелки, блюда, достала продукты из холодильника, нож, разделочную доску. Умар помогал. Они двигались так быстро и слаженно, без лишних слов понимая друг друга, что даже не хотелось предлагать свою помощь — все равно что встревать в молчаливый танец, который люди давно танцуют вместе. Стоило бы предупредить Дину, что я говорю и понимаю на урду, на случай, если она в моем присутствии заговорит с Умаром на родном языке. Но в этом не было необходимости, она оказалась слишком вежлива, чтобы обсуждать что-то в моем присутствии.

Мне нравилось наблюдать за ними, я представляла, какими они были в детстве, в той истории, что поведала Дина. Влюбленные дети. Садиг об этом ничего не рассказывал. Возможно, не знал. Я обрадовалась приглашению Дины — невозможно было уйти сейчас, уж слишком заинтриговала меня история ее жизни. Я уже знала, что дальше начнутся крутые повороты судьбы. Ведь Садиг — старший сын Дины — родился от другого мужчины, не от Умара.

— В Пакистане последние минуты перед окончанием дневного поста кухня обычно полна пряных ароматов и аппетитных звуков. Пакора[98], самосы[99], кебабы[100]. Мы с Умаром этого уже стараемся не есть — приходится следить за холестерином, да и на пищеварение жареное действует убийственно. Особенно в нашем возрасте, а, Умар?

— Говори за себя, старушка, — игриво отозвался он. — Я бы не отказался от пакоры.

Он мимоходом нежно погладил ее по щеке, ослепительно улыбнулся — и она расцвела улыбкой в ответ.

— А где твоя мама, Джо?

— В Сан-Диего.

— Так она вернулась домой?

— Да.

— И…

— Вышла замуж. Моего отца зовут Джейк. Он работал у Тодда Роджерса.

Дина, обернувшись, пристально посмотрела на меня. Потом, кивнув, словно согласившись с чем-то, вернулась к работе — нарезала ломтиками бананы и яблоки, раскладывала их на тарелке, перемежая чем-то лиловым и коричневым.

— Она была слишком юна для замужества. Она счастлива?

— Да.

— У тебя есть младшие братья и сестры?

— Брат, Крис.

Интересно, расслышала ли она напряженные нотки в моем голосе? Сейчас я не была уверена, что имею право утаивать подробности насчет Криса, — в отличие от беседы с Садигом, где никакие сомнения меня не мучили. Но, что бы она ни расслышала, Дина не задала больше вопросов.

Удивительно, но спустя всего несколько минут стол буквально ломился от еды. Фрукты, аккуратные треугольные сэндвичи с мясом, тоненько нарезанными помидорами, сдобренные какой-то зеленой пастой, — мятное чатни[101], пояснила Дина — с обрезанной корочкой, как мама делала для Криса, страшного привереды. Нечто вроде бобового соуса — Дина сказала, это называется ноли. И карри с рисом.

Дина с Умаром одновременно поглядели на часы.

— Пора, — сказала она и обратилась ко мне: — Прости, мы выйдем на минутку, Джо. Время поста закончилось, но мы с Умаром хотели бы сначала произнести молитвы. После ужина мы будем слишком сытыми и ленивыми. Чувствуй себя как дома. Если проголодалась, не жди нас. Мы ненадолго.

Они поднялись наверх, а я вернулась в гостиную — рассмотреть фотографии на камине. Юный Садиг, со знакомым мне мрачным выражением лица. Пара его же фото — думаю, это точно он — маленький веселый мальчишка. На одном снимке он стоит у стены, над которой свисают ветви дерева, усыпанные маленькими темно-лиловыми плодами. Фотографии девочки — очевидно, дочери Дины, — разного возраста, отмечающие превращение из ребенка в женщину. Счастливую смеющуюся женщину с глазами, лучащимися радостью, — полная противоположность Садигу. Я прислушалась, ожидая звуков молитвы, — но нет, тишина. Я знала, как выглядит ритуал, совершаемый сейчас Диной и Умаром. И вновь вспомнила о том, что привело меня сюда, о невероятности моих подозрений. Но тем не менее я здесь. Действуя инстинктивно, не догадываясь, к чему это приведет, если окажется, что я права.

Первым спустился Умар, через несколько минут — Дина. Все вместе мы сели за стол. Дина предложила тарелку с фруктами сначала мне, потом Умару.

— Это такая традиция — заканчивать дневной пост финиками. Вот эти мои любимые, — и показала на коричневый плод, — они растут здесь, в Калифорнии. Сладкие, как шоколад. Будь внимательна, они с косточкой.

Я наблюдала, как они поднесли финики ко рту, что-то пошептали, прежде чем откусить. Очень торжественно сделали по глотку воды. А потом мы ужинали, молча передавая друг другу блюда. Я съела больше всех. Через некоторое время Дина отодвинулась от стола и обратилась к Умару:

— Сможешь сходить в магазин?

— Конечно.

— Смотри не пожалей потом. Список очень длинный. Я составила меню на послезавтра.

Умар улыбнулся:

— Ты говорила с Сабой?

— Ага.

— И как? Она назвала имя несчастного, которого приведет в этом году?

— Нет, она ведет себя очень таинственно.

— Хм. А как сегодняшние занятия? Кто-нибудь явился на урок в восемь утра?

— Представь себе, да. — И добавила, для меня: — Я преподаю в УКЛА[102]. Из-за Умара пришлось ввязаться в академический процесс. Саба пошла в старшую школу, а я вернулась к учебе. Стала бакалавром и продолжаю учиться. Сейчас преподаю на кафедре женских исследований. Рассказываю о жизни женщин Южной Азии, об исламской культуре и обычаях. А что твой день? — повернулась она к мужу.