Книга Рижский редут - Далия Трускиновская

– Воображаю ее восторг, когда она увидит меня на пороге, – отвечал Сурок. – Нужно отправить ей конверт с посыльным.

– Морозка напишет записку…

– Обойдется без записки, пусть посыльный скажет, что от господина с Малярной улицы, – сказал Сурок. – Еще искать тут бумагу и чернила!

Мы шли по Большой Сарайной и действительно нигде не могли разжиться письменными принадлежностями, разве что заглянуть по дороге в аптеку Лебедя, но это было опасно – еще в пору своих хвороб я познакомился со всеми рижскими аптекарями, и, увидев меня в матросском обмундировании, хозяин Готлиб Преториус мог распустить совершенно ненужные сплетни. А я уже понял, что господа бюргеры рады всякой неприятности русского офицера, и с этим необходимо считаться.

Рига поднималась рано, и в этот час улицы были полны народа. Гарнизонные солдаты и офицеры, ремесленники и купцы всех мастей, женщины всех возрастов, наряды всех наций, представленных в этом торговом городе, – у моих родственников глаза разбегались. Я же, радуясь солнечному утру, не мог не затосковать о недавнем безмятежном времени, когда весело ходил по утрам исполнять свою должность.

Посыльного родственники нашли совершенно очаровательного – девицу лет четырнадцати, немочку, дочку пекаря, что выбежала на Большую Песочную с двумя корзинами, полными горячих и ароматных кренделей. Такой способ торговли был в Риге принят, вкусные кренделя разбирали мгновенно. Мы взяли три последних, а девицу отправили в дом Бергера. Бумагу, чтобы завернуть деньги, мы взяли со дна ее корзинки. Дождавшись ее возвращения, мы узнали, что Натали сидела в обществе черноволосого господина и не могла много разговаривать, однако ж просила, чтобы господин с Малярной улицы появился у нее как можно скорее.

– А черноволосый господин? – спросил Сурок.

– Тот молчал, герр офицер!

Потом, повернув к углу Большой Песочной и Большой Замковой, Артамон и Сурок заговорили наконец о делах служебных. Канонерским лодкам следовало совершать рейды по Двине, дабы воспрепятствовать переправе противника вблизи от Риги. Вблизи – имелось в виду расстояние от Московского форштадта до острова Даленхольм, самого большого из речных островов. Во время нашего рейда на двух йолах мы до него доходили, но где сказано, что неприятель должен форсировать Двину непременно между Даленхольмом и Ригой? Разумно рассуждая, это даже чересчур близко. Разглядев с башен Домского собора и Петровской церкви его суету на левом берегу, мы тут же вышлем против него и лодки, и пехоту, и конницу, и артиллерию. Стало быть, ему следует забраться в такое место, которое с башен не просматривается.

Поскольку Артамон с Сурком были нездешние, а карт при себе не имели, их стратегическая беседа меня крайне забавляла.

Мы дошли до пересечения Большой Сарайной улицы с Большой Песочной, когда беседа вдруг прервалась. Тут надо сказать, что чем ближе к порту, тем скромнее я держался, и уже шел не рядом со своими родственниками, а чуть позади, поскольку изображал лицо подчиненное, привлеченное для переноски свертка. Молчание длилось несколько секунд, после чего мой бешеный дядюшка развернулся и с искаженной физиономией понесся назад. Бегать он умел неплохо, невзирая на свою богатырскую стать, почти переходящую в преждевременную дородность.

– Что за черт! – воскликнул Сурок, оборачиваясь ко мне. – Он удирает, как будто повстречал самого нечистого со всей его свитой! Куда его понесло?

– Подождем, – сказал я. – Если он не соблаговолил крикнуть «За мной!», стало быть, отлучился ненадолго. Только отойдем немного, чтобы нас не снесли…

Мы встали на Большой Замковой, шагах в десяти от угла.

– Тут он нас обязательно увидит, – решил Сурок. – Вот ведь приспичило! Мало того, что мы в городе переночевали, так еще и тащимся в порт, как вошь по шубе. Не доложили бы Моллеру… добрые люди всегда найдутся…

– Ну, подумай, что там без вас может случиться? – спросил я. – Лодки поочередно будут вставать в цепь на реке, а это могут сделать при нужде и помощники ваши.

Но утешение вышло плохим – война оправдает многое, но не отсутствие командира на канонерской лодке.

Сурок беспокоился, переминался с ноги на ногу, рвался бежать в порт, а я успокаивал его всякими городскими историями.

– Ты давеча спрашивал, что за храм виден, с прямой высокой башней и с нашлепкой при ней, – сказал я. – Так это Яковлевский храм, он католический, по нему и улица названа Большой Яковлевской, она, по сути, – продолжение Сарайной. А знаешь, что это за нашлепка, вроде тех, что на рижских каменных амбарах? На амбарах они предназначены для лебедок, чтобы блок закрепить, а это сооружение? Не догадался?

– Ну? – спросил из любезности Сурок.

– Экий ты сердитый, Алешка. Это – колокольня. Прямо к башне пристроена. Только вот колокола там нет. И знаешь, куда он подевался?

– Понятия не имею.

– Когда еще в рыцарские времена его подвесили, монахи как-то хитро его закляли, и он принялся звонить сам, без звонаря. Проделывал он это в трех случаях. Первое – когда в городе совершалось страшное злодеяние. Второе – когда злодея вели на казнь. И третье – когда мимо храма проходила неверная жена. Как ты понимаешь, бедный колокол трезвонил без умолку. Наконец рижские жены сговорились, ночью сняли колокол и утопили его в Двине.

– И что, теперь мимо Двины не ходят?

Сурок был очень недоволен. Он ждал нагоняя от начальства – и нагоняй стал бы тем сильнее, чем позже мои родственники прибежали бы в порт.

Он стал прохаживаться вдоль домов, всем видом показывая нетерпение, и поравнялся с дверью. Тут дверь, к которой следовало подниматься по трем ступенькам, распахнулась, и из мрачных сеней вывалился Артамон – прямо на Сурка. Мой племянник еле устоял на ногах.

– Где она?! – вскричал дядюшка диким голосом, хватаясь за сурковское плечо. Его нисколько не удивило, что мы угадали, где ему будет угодно выскочить на улицу.

– Кто? – спросил озадаченный Сурок, заглядывая в сени.

– Не знаю! Но она, она…

– Идем в порт, по дороге расскажешь! – возмутился Сурок. – Изволь радоваться, Морозка, опять! Опять! Сил моих больше нет! Я сам эту чучелу сдам на гауптвахту!

– Тебе будет очень удобно это сделать – как пройдем улицу и выйдем на площадь, тут же ее и увидим, – отвечал я.

– Нет, господа, вы ничего не поняли! – продолжал бушевать мой дядюшка, влекомый в сторону гауптвахты, коей нам по дороге к порту было не миновать. – Это не приключение! Это она, она!..

– Я сыт по горло твоими дамами, девицами, амурами и приключениями! – выкрикивал Сурок, все ускоряя и ускоряя шаг. – Стоит тебе ступить на твердую землю, как тут же образуется «она», прямо материализуется из воздуха! Диво еще, что не стал ты подбивать клинья к фрау Шмидт!

Я вспомнил, с каким испугом отнесся дядюшка к взглядам Эмилии, и понял, что с этими амурами что-то неладно.

– Да стой ты! Стойте вы оба! – гаркнул Артамон так, что прохожие от нас шарахнулись. – Это знаешь кто была?