Книга Ангелополис - Даниэль Труссони

– Опознав эффект воздействия семян, я смешал их с экстрактом болиголова. Получилось чрезвычайно сильнодействующее средство.

– Смертельное зелье, – проговорил Азов.

– В общем, да, – ответил Валко. – Но при правильной дозировке его следует назвать классическим примером pharmakon’а.

– Это греческое слово, – пояснила Света. – Им называется субстанция ядовитая, но притом являющаяся лекарством.

– Отлично сказано, моя милая, – проговорил Валко. – Семена способны убить меня, но при этом они могут продлить мою жизнь. Такова основа гомеопатии: в одной дозировке вещество способно принести великую пользу. В другой оно убивает. Надеюсь, не станете отрицать, что действие большинства лекарств и вакцин основано на таком принципе. В своей работе я всегда придерживаюсь его… Однако довольно обо мне и моем источнике молодости. Заходите в дом. Расскажите, что привело вас сюда.

Шестой круг

Ересь

Отчет службы внешнего наблюдения, 9 июня 1984, Анджела Валко

Данный отчет является первым, который я составила во время пребывания в качестве ангелолога. Мне тяжело его писать. Но открывшаяся правда и степень вовлечения доктора Мерлина Годвина в действия, пагубные для нашего Общества, требуют, чтобы я сообщила о том, чему стала невольным свидетелем. Надеюсь, что эти заметки послужат сохранению нашего общего дела.

Мои сомнения в отношении Годвина начались ночью 13 апреля 1984 года, когда я встретилась с ним на улице. Вместе со своим мужем Лукой я направлялась обедать в ресторан на Рю-де-Риволи и заметила доктора. Он шел в одиночестве впереди нас. На нем был костюм-тройка, в руках мужчина нес чемоданчик. Мы решили поздороваться с ним и пригласить на бокальчик вина. Но догнать его не успели – к Мерлину подошло высокое женственное создание с обычными для ангела манерами.

Заинтригованные увиденным, мы, опытные охотники на ангелов, решили проследить за ними. Что и сделали, держась поодаль от Годвина до тех пор, пока он не остановился на Рю-де-Тампль, где вместе с монстром вошел в ресторан. Они заняли место в задней части зала, подальше от людей. Мы не стали входить, это было слишком рискованно. Доктор превосходно знает меня – свою карьеру он начинал в качестве моего интерна – и потому заметил бы нас немедленно.

Лука вызвал коллегу – Владимира Иванова, человека, не знакомого Мерлину, – и послал его в ресторан для внимательной слежки. Владимир вошел в ресторан и сел за стойкой бара, наблюдая за ними. Через час ученый вместе со своею спутницей оставили заведение. Вскоре к нам присоединился Владимир, поведавший нам следующую неприятную информацию: Годвин провел целый час в разговоре с женщиной, в которой Владимир признал ангела-имима. По его мнению, исследователь сотрудничал с ангелом, он пространно рассказывал ей о своей работе, а в конце беседы передал свой чемоданчик.

Мы с Лукой обсудили увиденное, пытаясь догадаться о том, что именно было в чемоданчике, и в итоге решили последить за коллегой, прежде чем делать официальное сообщение. Дружеские контакты с врагом являются серьезным преступлением, но мы предположили, что у него могут быть какие-то особые причины для общения с небесным созданием. Мы решили подождать и просто понаблюдать.

Сделать это было несложно. Мерлин недавно получил в свое распоряжение соседнюю со мной лабораторию, и я имела возможность беспрепятственно следить за ним в течение многих недель. Он отдает работе семь дней в неделю, одинок и придерживается строгого режима. Периодически общаясь с ним, я не сумела заметить каких-либо странностей в его экспериментах.

Тем временем Лука начал просматривать дела, заведенные на пойманных ангелов. Он идентифицировал спутницу ученого. Ею была имим по имени Эно. Не стану вдаваться в подробности относительно личности этой твари; достаточно сказать, что появление такой персоны произвело отрицательное впечатление на нас с Лукой, и мы были вынуждены отнестись к поведению Годвина с большей подозрительностью.

Поздно вечером 30 мая, в одиннадцать часов, я увидела, что он покинул лабораторию и торопливым шагом направился по коридору. Доктор снова был в «тройке» и с чемоданчиком. Я последовала за ним к лифту, и он придержал передо мной дверь. Годвин держался почтительно, вежливо поклонился. Теперь ясно, что он должен был знать обо мне много больше, чем я подозревала. Много лет я думала, что некая неловкость, проявлявшаяся им в общении со мною, происходит из неумения контактировать с женщинами и что он слишком неопытен и наивен, чтобы чувствовать себя уверенно в присутствии привлекательной коллеги. Я считала его простоватым и невинным – и вскоре получила возможность убедиться в своей ошибке.

Мы стояли рядом в кабине лифта, и он опустил медную карточку-ключ в карман пиджака, так что уголок торчал снаружи. Быть может, сказывалось влияние Луки, однако я вдруг обнаружила, что прикидываю, каким образом можно завладеть ключом, какой обманный маневр следует предпринять, чтобы выкрасть его, и что делать потом, когда он окажется в моих руках. Если у Годвина были какие-то секреты, если он выдавал наши тайны нефилимам, как можно было заподозрить, доказательства могли найтись в лаборатории.

Пройдя мимо поста охраны, мы вышли из здания. Доктор остановил такси и спросил, не соглашусь ли я стать его попутчицей. Воспользовавшись возможностью, я влезла в машину. Мы поговорили о служебных делах, о новых экономических тенденциях в жизни ученых и прочих невинных предметах, но все это время я смотрела на металлический уголок, выглядывавший из кармана собеседника.

Я велела водителю остановиться и, вылезая из такси, якобы оступилась, навалившись всем телом на Годвина, открывшего передо мной дверь. Моя уловка застала мужчину врасплох. В наступившем смятении я выудила пропуск и спрятала в свой рукав. Но пока извинялась за неловкость, ученый уселся в машину и умчался в ночную даль.

Я немедленно возвратилась в лабораторный корпус и, используя ключ, легко проникла в помещение коллеги. Планировка оказалась тождественной моей лаборатории, но вместо оборудования для экспериментальной работы, которое он показывал во время наших собеседований, я обнаружила повсюду стопки дел и принялась просматривать их, надеясь найти что-либо, способное раскрыть причины связи Годвина с Эно.

Увиденное потрясло меня до глубины души. В папках было полно фотоснимков ангельских созданий в эротических позах, порнографических снимков нефилимов мужского и женского пола, садомазохистских совокуплений людей и ангелов – словом, все возможные изображения половых извращений. По мере того как я перебирала снимки, они становились все более жестокими и скоро стали изображать людей, мучимых, пытаемых и убиваемых нефилимами. Фотографии не скрывали удовольствия, какое эти твари получали от человеческих страданий, и даже теперь, имея перед собой некоторые из снимков, не могу поверить в их существование. Что еще более невероятно, одну толстую папку наполняли снимки жертв, брошенных после того, как они были использованы ради удовольствия. Окровавленные, покрытые синяками трупы, расчлененные и сфотографированные в качестве трофея. Ничего ужасней мне видеть не приходилось, и только тут я поняла, насколько далека была от повседневной жизни нефилимов, от тех кошмаров, которые они способны творить.