Книга Наталия Гончарова. Любовь или коварство? - Лариса Черкашина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. Х. Бенкендорф — В. А. Жуковскому (6 февраля 1837):
«Бумаги, могущие повредить памяти Пушкина, должны быть доставлены ко мне для моего прочтения… По прочтении этих бумаг, ежели таковые найдутся, они будут преданы немедленно огню в вашем присутствии…
Письма вдовы покойного будут немедленно возвращены ей, без подробного оных прочтения, но только с наблюдением о точности ее почерка».
H.H. Пушкина — В. А. Жуковскому (8 февраля 1837):
«Надеясь вскоре уехать, я буду просить Вас возвратить мне письма, писанные мною моему мужу… мысль увидеть его бумаги в чужих руках прискорбна моему сердцу…»
Письма Наталии Николаевны действительно находились в запечатанном сундуке вместе с другими бумагами. Он был вскрыт в присутствии свидетелей — генерал-майора Леонтия Дубельта и поэта Василия Жуковского. Видимо, именно об этом потайном сундучке со старыми письмами упоминал некогда Плетнев.
Свои письма к мужу Наталия Николаевна получила — в описи сохранилась пометка: «Вручены г-ну действительному статскому советнику Жуковскому». А уже после его рукой приписано: «Отданы г-же Пушкиной».
Но вот письма поэта, адресованные жене, хранились, что, впрочем, и понятно, у самой Наталии Николаевны, а не в кабинете мужа.
И когда Жуковского обвинили, что он вынес тайком некие пакеты с бумагами покойного поэта, пришлось ему объяснять эту загадочную «историю с похищением» самому генералу Бенкендорфу:
«Эти пять пакетов были просто оригинальные письма Пушкина, писанные им к его жене, которые она сама вызвалась дать мне прочитать; я их привел в порядок, сшил в тетради и возвратил ей».
Наталия Николаевна сохранила письма мужа, но не сумела сберечь собственные. Не захотела? Или причиной тому, по ее же собственным словам, «стыдливость сердца»?
По одной из версий, старший сын поэта Александр Александрович по просьбе матери сжег ее письма. Как тут не вспомнить, что и Екатерина Николаевна, в девичестве Ушакова, давняя соперница Натали, перед кончиной просила дочь сжечь все послания поэта к ней. Сама, по доброй воле. Не хотела, чтобы ее любовь стала предметом обсуждения досужих потомков. Неужели эта печальная история повторилась словно в зеркальном отражении?
Нет, это уж верно, не в «гончаровской» природе — уничтожать письма или документы: рядные записи, свидетельства, заводские книги. Казалось бы, старые и вовсе ненужные…
Искать письма Наталии Николаевны стали лишь в начале двадцатого века. Непростительно поздно? Нет. Ведь живы были еще все ее дети, все семеро. И вряд ли они согласились бы с публикацией писем покойной матери, зная наверное, что это не пришлось бы ей по душе.
Да и памятен был громкий скандал, вспыхнувший после того, как графиня Наталия Меренберг, младшая дочь поэта, передала для печати письма отца Ивану Сергеевичу Тургеневу, который и опубликовал их в «Вестнике Европы» в 1878 году. Сыновья Пушкина Александр и Григорий были настолько этим возмущены, что собирались ехать в Париж, чтобы поквитаться с писателем. И как жаловался сам Тургенев, «поколотить меня за издание писем их отца!»
Из воспоминаний Александры Араповой:
«Целую бурю негодования вызвало опубликование писем Пушкина к ней. Чутким сердцем она (Наталия Николаевна. — Л. Ч.) ее предугадала и поставила непременным условием, чтобы они появились только по смерти моего отца, боготворившего ее светлую память. Нам, ее детям, — как Пушкиным, так и Ланским, — эта газетная травля принесла много тяжелого горя».
И сама Наталия Николаевна, оберегая память мужа, противилась публикации частных писем Пушкина, не предназначенных для публики.
Оберегала от чужих любопытных глаз и свою переписку со вторым супругом, генералом Ланским, что так счастливо сохранилась.
Наталия Николаевна — П. П. Ланскому:
«Я пишу тебе доверительно, имея привычку делиться с тобой самыми сокровенными мыслями…»;
«…Я, как и всегда, пишу тебе под первым впечатлением, с тем чтобы позднее раскаяться».
Надо думать, что привычке своей она следовала и прежде, будучи женой поэта. И предупреждала своего второго супруга:
«…Будь осторожен с моими письмами…»
Точно так же наставлял ее некогда и сам Пушкин!
«…Запирай их, как только прочтешь», — пишет она далее. Как это важно, и как обнадеживающе ныне звучит ее просьба! Ведь не приходит же ей в голову просить супруга сжечь адресованные ему письма, а всего лишь спрятать от чужих недобрых глаз.
Все семейные бумаги и пушкинские рукописи Наталия Николаевна завещала сыну Александру, и долгие годы он хранил отцовское наследие.
В 1880 году Александр Александрович передал Румянцевскому музею «на вечные времена» бесценный дар — фамильный пушкинский архив. А еще через два года и письма поэта к жене.
A.A. Пушкин — В. А. Дашкову, директору Московского Публичного и Румянцевского музеев (3 мая 1882):
«Милостивый государь Василий Андреевич!
Прилагая при сем 64 письма покойного моего отца Александра Сергеевича к моей покойной матери, Наталии Николаевне, пожертвованные… сестрой моей графиней Натальей Александровной Меренберг, обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою… чтобы эти письма в течение пятидесяти лет в чтение никому выдаваемы не были».
Александр Александрович, как и полагалось доброму сыну, делал все, чтобы охранить память матери от возможных насмешек и обвинений.
Из беседы A.A. Пушкина с корреспондентом газеты «Русская молва» (от 31 марта 1913):
«Вскоре после открытия памятника отцу в Москве сестра передала мне всю хранившуюся у нее переписку. Я их принес в дар Румянцевскому музею и поставил условием, чтобы эта переписка не стала общественным достоянием и не была опубликована ранее смерти последнего члена нашей семьи, считая и младшую сестру Елизавету от второго брака моей матери».
Возможно, тогда же были переданы и ответные письма Наталии Николаевны. Ведь сын поэта говорит о переписке! Исследователи уже обращали внимание на некоторую странность: он ставит жесткое условие — переписка родителей не должна быть ныне опубликована, хотя к тому времени письма поэта к жене уже тридцать пять лет как были напечатаны. Значит, речь может идти лишь о письмах матери!
Неслучайно Александра Александровича заботит, чтобы и дочери Наталии Николаевны от второго брака, сестры Ланские, не могли пострадать от недобросовестности издателя или новых нападок в адрес их матери, коих и так было предостаточно. Иначе к чему было тогда упоминать имя Елизаветы Ланской — ведь она дочерью Пушкина не была!
«Мне сдается, по простой женской логике, — полагала Александра Арапова, — что именно эта супружеская переписка должна была восстановить в полном блеске добрую память матери, а не вызвать той жестокой оценки, тех комьев грязи, которые безжалостно осыпали ее священную для нас могилу».
