Книга Балатонский гамбит - Михель Гавен

— Операция на брюшной полости без наркоза? Я наблюдала подобное только в одном месте, — Маренн вспомнила о своей поездке в Аушвиц. — Но это ни в коем случае не относилось к солдатам действующей армии. Это просто садизм какой-то. Что, никто не возвращается в строй?

— Практически нет. А зачем? Народу и так много.

— Ой! — Прохорова присела и схватилась за живот. — Наташка, я…

— Что? Объелась? — Наталья с трудом сдержала улыбку. — Ну, беги на двор. Только тихо.

Прохорова схватила шинель и, как-то смешно расставляя ноги, выбежала в сени. Наталья взглянула на Маренн, та едва заметно улыбнулась. Теперь они остались одни, и говорить можно было свободно. Харламыч заснул, Родимов тоже дремал, майор и капитан оставались в беспамятстве.

— Я не знаю, где учились ваши врачи и что они вообще собой представляют, — негромко произнесла Маренн. — Но это возмутительно. Никогда не пользуйся этой мазью и не позволяй никому, кто тебе дорог, пользоваться ей. Для заживления раны необходим кислород, он не поступает из-за этой замазки, в результате получается нагноение, а от него недалеко до гангрены. Гангрена же в таком месте, как у этой девушки, это почти мгновенный токсический шок и смерть. Еще на руке или на ноге можно сделать ампутацию. Но брюшную полость не ампутируешь. Рану надо промыть, дезинфицировать, ввести лекарства, остановить кровотечение до хирургической обработки. Но ни в коем случае нельзя ничем мазать. Этот деготь, он разогревает. А рану напротив надо холодить. У меня в дивизиях СС каждый солдат это знает. Вот такое я видела только в самом начале Первой мировой войны. Даже в конце ее уже не видела, это просто какой-то каменный век. Это откровенное вредительство, другого слова я и не найду, пожалуй. А уж операции без наркоза… Вот, держи, — она прикрепила капельницу и дала Наталье. — Держи вертикально. Скорость не менять. Золтан, как дела? — она повернулась к венгру, который вычищал рану Раисы.

— Гноя много, ваше высочество.

— Дайте, я взгляну, — она снова склонилась над девушкой. — Но пока это только местное воспаление, — сказала через мгновение. — Если все делать правильно, гнойного перитонита еще можно избежать.

— Но у нас никто не будет делать правильно, — Наталья печально покачала головой. — Никто ничего не будет делать вообще. Скорее всего, она умрет.

Маренн промолчала, только пожала плечами. Проверила зажим.

— Да, кровь остановилась. Рану надо вскрывать, — сказала она, — все вычищать, как следует, отсекать мертвые ткани, я не могу это сделать сейчас, здесь. У нас просто нет времени. К тому же такое невозможно произвести без наркоза, она умрет от болевого шока. Все, что мы сейчас можем сделать, это блокировать распространение заражения, остальное делается только в стационаре.

— Но в стационаре ее убьют. Вы даже не знаете, как у нас лечат! — в голосе Натальи она услышала отчаяние.

— Хорошо, — Маренн подумала мгновение. — Золтан, вычищайте рану. Я пока займусь остальными. Не расстраивайся, — она ласково прикоснулась пальцами к руке Натальи. — Подумаем, что еще можно сделать.

— Родимов, — Наталья окликнула сержанта. — Просыпайся, твоя очередь.

— Чо, к доктору? — красноармеец поднял голову.

— Да, давай быстро, снимай сам все, не доктор же будет тебя раздевать.

— Куда ранены? — спросила Маренн строго, подходя к сержанту, Наталья перевела.

— Да вот, по руке чирканули и лопатку задели.

— Садитесь, — Маренн придвинула скамью. — Как капельница? — она взглянула на Наталью.

— Нормально, — ответила та. — Смотрите, лицо у нее просветлело.

— Она сейчас уже не чувствует боли, к тому же организм получает необходимую воду.

— Ай! Что укол, доктор? — Родимов заерзал, увидев в руке Маренн шприц.

— Да, и не один, — ответила она. — Придется потерпеть. Потом я обработаю раны и сделаю перевязку.

Вслед за Родимовым пришел черед Иванцова и Аксенова.

— Гауптман плохой, — заметила Маренн, осматривая ранение Иванцова. — У него большая кровопотеря, обезвоживание. Тоже нужна капельница. Как бы нам это устроить? — она посмотрела вокруг. — Золтан, нельзя ли подвесить как-то?

— А вот тут у печки есть крюк, — ответил венгр и хотел подойти, чтобы показать.

— Нет, не отвлекайтесь, — Маренн остановила его. — Я сама.

Наклонившись, осторожно приподняла капитана.

— Агнешка, Мария, помогите! — Золтан крикнул жену и дочку.

Две женщины одна за другой выбежали из чулана, переложили капитана поближе к печи, перестелив матрас.

— И этого тоже сюда, пожалуйста, — Маренн указала на Аксенова. — Я закреплю две капельницы. Так будет удобнее.

— У нас вообще так никто не лечит, — Наталья грустно покачала головой. — Я хоть и стремилась их всех в госпиталь направить, но там бы точно никто из них не выжил. Заражение крови бы началось.

— Это просто безжалостное, равнодушное отношение к людям, — ответила Маренн, осматривая рану Иванцова. — Когда человек — только винтик в системе, а не человек вовсе, это свойственно варварским народам — уничтожать тех, кто ранен или заболел, так как они считают, что пользы от этих людей больше нет и надо дать возможность жить здоровым. Дайте мне свободный зажим, Золтан, — попросила она. — Благодарю. Конечно, у нас тоже были трудности перед войной в организации медицинской помощи, — она взглянула на Родимова и, убедившись, что тот тоже заснул, продолжила: — Но перед началом оккупации Польши мы разработали систему, которая все эти годы действует безотказно и благодаря ей спасены не то, что десятки, миллионы жизней наших мужчин, сражающихся на фронте. У меня в дивизиях СС каждый солдат имеет при себе все, что необходимо, чтобы оказать первую помощь себе и своему товарищу. У них есть для этого все нужные медикаменты, они умеют поставить капельницу, вычистить рану, сделать правильно перевязку. Их специально учат. Для этого совершенно не нужны вот такие несчастные девушки, — она кивнула в сторону Раисы, — которые будут таскать на себе здоровых мужиков, а после из-за этих самых тяжестей мучиться болезнями, которые навсегда лишат их счастья материнства. Солдаты и офицеры СС сами выводят наших раненых, сами оказывают им первую помощь, доводят или доносят на носилках до перевязочного пункта, где обычно находятся два или три их сослуживца, которые сменяются и могут быть и солдатами и санитарами по мере необходимости. На каждую тактическую единицу отдельным приказом рейхсфюрера в обязательном порядке выделяется капельница и бутылка с физраствором. На перевязочном пункте раненых забирает санитарный фургон или санитарный БТР, он доставляет раненых в батальонный госпиталь, в котором помимо квалифицированного врача уже есть все, что нужно, чтобы оказать правильную помощь — рентген, капельницы, наркоз. Там хирург уже делает рассечение, высекание омертвевших тканей. Потом раненые отправляются дальше, в тыл, на лечение и выздоровление. В прифронтовой полосе вообще никто не лежит ни в каких блиндажах или землянках. Это же грязь, инфекция, гангрена. Мы забыли в СС, что такое гангрена, у моих солдат и офицеров вообще не бывает даже гнойных осложнений. Это исключение. Если часть, например, долго находилась в окружении и своевременная помощь не была оказана, просто для этого не было возможности. Но даже в окружение в обязательном порядке будут доставляться все необходимые средства для лечения, доставляться по воздуху. У меня из солдат и офицеров выздоравливает девяносто семь процентов; почти восемьдесят после тяжелых ранений и ожогов, например, танкисты, возвращаются в строй. Но, во всяком случае, они не остаются инвалидами, они способны дальше жить совершенно нормальной человеческой жизнью. Никаких мазей применять нельзя, это исключено. Это убийство без пули. Получается, что нашим солдатам надо только ранить слегка вашего, чтобы все остальное за них доделали ваши же врачи. Пожалуйста, подайте мне лампу, — попросила она молодую венгерку.