Книга Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

На скулах человека заходили желваки, но он сдержался и ответил:

— Я капитан Генрих из федерального бюро Специальной Службы. Тот факт, что вы попали на меня, звоня во Дворец Правительства, вполне удостоверяет мою личность. Тем не менее… — Он вытащил книжечку, раскрыл ее и приблизил к самому объективу передатчика. Харшоу долго разглядывал удостоверение.

— Ладно, капитан, — буркнул он. — Теперь-то вы объясните, почему вы не даете мне поговорить с Берквистом?

— Мистера Берквиста сейчас нет.

— Так что же вы сразу не сказали? Соедините меня с кем-нибудь другим того же ранга. Я имею в виду тех людей, которые работают с Генеральным Секретарем непосредственно, как Гил. Я не желаю, чтобы меня надули, сведя с кем-нибудь из младших помощников, не имеющих полномочий даже на то, чтобы высморкаться. Если Гила нет, бога ради, соедините меня с кем-нибудь того же ранга.

— Вы пытаетесь связаться с Генеральным Секретарем?

— Точно.

— Очень хорошо. Вы можете объяснить, что у вас за дело к Генеральному Секретарю?

— Не могу. Являетесь ли вы доверенным лицом Генерального Секретаря? Посвящены ли вы в его тайны?

— Это не имеет значения.

— Это-то как раз и имеет. Как полицейский офицер вы знаете это не хуже меня. Я объясню свое дело человеку, про которого мне точно известно, что он может прояснить одно деликатное дело и пользуется доверием мистера Дугласа как раз настолько, чтобы Генеральный Секретарь выслушал меня. А вы уверены, что мистера Берквиста нельзя разыскать?

— Совершенно уверен.

— Тогда должен быть кто-нибудь еще такого же ранга.

— Если это такая уж тайна, вы не стали бы говорить по телефону.

— Капитан! По-моему, попытки записать мой разговор должно быть достаточно, чтобы понять, что мой видео снабжен устройством, гарантирующим безопасность переговоров.

Офицер Спецслужбы проигнорировал это заявление.

— Доктор, я скажу напрямик. До тех пор, пока вы не объясните дела, вы никуда не попадете. Если вы позвоните снова, вы снова попадете на наш офис. Позвоните сто раз, звоните хоть целый месяц — ничего не изменится, пока не пожелаете оказать нам содействие.

Джубал расплылся в счастливой улыбке.

— Теперь для этого нет нужды, раз у вас вырвалось… невзначай — или намеренно? — то, что нам нужно было узнать прежде, чем начинать действовать. Если потребуется. Теперь я могу задержать их до вечера… но кодовое слово больше не «Берквист».

— Что за дьявольщина?

— Ах, мой капитан! Это не через дешифратор… Но вы знаете или должны бы знать, что я глава философункулистов и нахожусь сейчас при исполнении.

— Повторите-ка.

— Вам не преподавали амефигорию? Да уж, чему только учат в наши дни в школах! Что ж, возвращайтесь к своему пиноклю, вы мне не нужны.

Джубал выключил видео, поставил его на десятиминутное «занято», сказал: «Двинули, ребятки», и вернулся к своему излюбленному месту у бассейна. Он велел Энн держать под рукой платье Свидетельницы, сказал Майку, чтобы он был пока на виду, и дал Мириам распоряжения относительно видео. После этого он позволил себе расслабиться.

Он не был раздражен. Его разведка обнаружила слабое место в стене, окружающей Генерального Секретаря, и он ожидал, что его стычка с капитаном Генрихом вызовет ответный звонок сверху. Если нет, то обмен комплиментами с копом из Спецслужбы стоил кое-чего сам по себе и приятно согревал душу. Харшоу не забывал, что предстоит сделать еще некоторые шаги для того, чтобы развить успех, добиться общего благополучия и свести к минимуму те неприятности, которых можно ожидать от копов. Ему было ясно, что Генрих тоже предпримет определенные шаги.

Он размышлял над тем, сколько ему еще ждать. Его «бомба» была не совсем готова, он обещал Джил принять меры к розыску Бена Кэкстона, и в довершение всего вспухло новое дело: исчез Дюк.

Его не было уже день, и Джубал не знал, к лучшему это или к худшему. Дюк присутствовал на ужине, но не явился к завтраку. На хозяйстве Харшоу это никак не отразилось, и, похоже, никто не заметил пропажи.

Джубал поглядел на вышку, увидел попытку Майка исполнить прыжок так же чисто, как Доркас, и признался себе, что намеренно не спрашивал все утро о Дюке.

Правда заключалась в том, что он не хотел спрашивать кошку про мышку. Кошка могла и ответить.

Что ж, был только один способ внести ясность.

— Майк! Подойди ко мне.

— Да, Джубал. — Человек с Марса выбрался из бассейна и затрусил к нему, словно щенок-торопыга. Харшоу оглядел его, отметив, что весит он теперь фунтов на двадцать больше, чем по прибытии… и все эти фунты набегают за счет мускулов.

— Майк, ты знаешь, где Дюк?

— Нет, Джубал.

Что ж, все в порядке; мальчик не знает, что такое ложь. Погодите, погодите! Джубал вспомнил о привычке Майка отвечать, словно компьютер, только на тот вопрос, который задан… и Майк до сих пор не мог объяснить, куда подевалась эта чертова коробка, когда ее не стало.

— Майк, когда ты видел его в последний раз?

— Я видел утром, когда готовят завтрак, как Дюк поднимался по лестнице, когда мы с Джил спускались по лестнице, — после этого он горделиво добавил: — Я помогал готовить.

— И ты больше не видел Дюка?

— Больше я не видел Дюка, Джубал. Я с гордостью поджаривал тосты.

— Бьюсь об заклад, что ты с этим справился. Ты станешь хорошим мужем, если не разовьешь в себе осторожности.

— О, я поджаривал их очень осторожно.

— Джубал…

— А? Что, Энн?

— Дюк перекусил утром, до завтрака, и отправился в город. Я думала, ты знаешь.

— Ага, — Джубал помолчал, обдумывая новость. — Я думал, он собирается уходить после ленча. — Джубал неожиданно почувствовал тяжесть в желудке. Не то, чтобы Дюк что-нибудь значил для него, конечно нет! Вот уже много лет он не позволял ни одному человеческому существу иметь для него какое-нибудь значение, но теперь он был слегка встревожен. Правда, лишь слегка.

Можно ли возбудить дело за поворот человека на девяносто градусов относительно всего на свете?

Это не убийство, поскольку парень проделал это для самообороны, точнее, в видах необходимой обороны другого, то есть Джил. Можно апеллировать к пенсильванским законам относительно колдунов… но интересно бы послушать, как будет звучать обвинение. Кто знает, что придет в голову законникам.

Может ли укрывательство Человека с Марса быть определено как попытка нарушения общественного порядка? Похоже, пришла пора вводить новые законы. Майк уже выбил подпорки из-под физики и медицины, хотя представителям этих наук не было пока известно о грядущем хаосе. Харшоу вспомнил о том, какой трагедией была для многих ученых теория относительности. Не в состоянии переварить ее, они изо всех сил попытались замолчать работы Эйнштейна. Молчание оказалось фатальным; все, что эта закосневшая старая гвардия смогла сделать, это умереть и позволить взрасти молодым умам.