Книга Самец - Камиль Лемонье

Три ночи блуждал он вокруг фермы Гюлоттов, объятый страстью мщения. Под навесами была навалена солома; ему стоило лишь бросить туда зажженную спичку, вся ферма запылала бы, как охапка табаку. Под покровом пожара он побежал бы к Жермене и там среди пляски пламени, в красном танце высшего, погребального празднества, он крикнул бы ей:

– Твой дом, твой отец, братья, твоя прислуга, животные в конюшне и в хлевах горят из-за тебя. Беснуйся, мучься, зови на помощь. Теперь ты моя. Я хочу увидеть, что останется от твоих костей.

Но природное отвращение к низким деяниям заставило его отбросить свой план. Что сделали ему эти люди? Никакого зла. Он питал злобу лишь против Жермены.

Луч луны отблескивал голубым сиянием на окнах ее комнаты, когда Ищи-Свищи, спрятавшись за изгородь, размышлял. Она спала там, покоясь, полунагая, на своем ложе. И он представлял ее прекрасное тело под одеялом с полными упругими грудями. Жгучим чувством сладострастья закипела его кровь. Сердце судорожно сжалось. Он представлял себе, как пробирается к ней, как касается ее губ поцелуем и погружает свой нож в ее сердце.

Луга начинали бледнеть, и он не замечал наступления дня, лежал на земле, отупелый, уткнув лицо в ладони, глядя теперь, как окна вместо блеклой луны озарялись розовым лучом встававшей зари.

Шум отворявшихся ворот вывел его из оцепенения. Он убежал, и целый день носился по лесу, охваченный кровавыми мечтами. С наставшей ночью он отправился на прежнее место, следя за окошком своими большими и темными глазами.

По временам выходил из-за забора, приближался к дому, изучая высоту окошек. Его тянуло к этому спящему телу за стеной.

Груда срубленных сосен была навалена около ограды фруктового сада, и некоторые из них были довольно высоки. Он выбрал самую крепкую и приставил ее к стене. Руки его дрожали: он не был в ударе.

Конец шеста доставал до крыши. Он уперся руками и начал карабкаться, но дерево переломилось и он упал на землю. Страх напал на него, обыкновенно такого храброго. Он побежал к лесу, думая, что за ним гонятся.

Небо было темно. Густой мрак покрывал землю, В отдалении завывал ветер и шумел ливень. Нижние ветви хлестали его по лицу. Он видел перед собой, как качалась неясная масса кустарника. Порой весь лес встряхивался, склоняясь под порывами урагана с метавшейся гривой листвы. И густое завывание ветра, не переставая, разносилось по лесу, покрывая низкими нотами хрустящий шелест верхушек, который порой затихал и вдруг возобновлялся, заглушая остальные звуки своим непрерывным шумом.

Он бродил в этом ужасе до утра. Природа, как и он, бушевала, и он находил отклик своей муки в этой мятежной буре. Потом буря стихла, мало-помалу растаяла в ливень. Дождь лил двое суток.

Ищи-Свищи покинул лес и пошел на деревню. У него осталось пол-экю. Этим он мог заплатить за водку, которая погрузила его в безмятежное забытье. Эка важность! Взамен потерянной Жермены найдется сколько угодно других. Перцовая настойка переливалась пламенем в его жилах. У него возникло страстное желание покутить. Но откуда взять денег?

Он прибег к своему обычному средству – к лесу. Он обошел восемь миль по корням и густым травам, проник в заповедные леса и принялся там за то жестокое ремесло истребления, для которого, казалось, природа его предназначила. Он поймал двух козуль западней, одну убил из ружья, перебил несколько кроликов, охотясь и уничтожая с радостью в душе. Он говорил купцам, что убитая дичь переправлялась в город под самым носом лесников. Снова наполнив свой кошелек, он засиживался по вечерам в кабаках, тратил без расчета, стараясь производить на крестьян впечатление своими широкими замашками.

Пиво, можжевеловая водка и вино развлекали его. Он отводил свою душу в этих попойках и безмерно хвастался. Он громко выражал свое презрение к деревенской сволочи; вызывающе говорил о жандармах, рассказывал свои похождения. Отбросив всякую осторожность, останавливался возле столов, принимал вызывающий вид, откидывая голову назад, становился в различные позы, приводя в изумление окружающих своими хвастовскими выходками. Курил сигары, бросал деньги девкам, тискал их за груди и бросал их, насмешливый, разочарованный в любви.

Кутежи притупляли его, но не опьяняли. Выходило так, что пиво, вместо того, чтобы веселить, одуряло его, наводя мрачную тоску. Он садился тогда в сторонку, погружался в воспоминания, опустив голову на руки. У него возникало отвращение к жизни; он хотел бы стать падалью, иссыхающей под светом солнца где-нибудь на лужайке, и он в отчаяньи потрясал кулаками. И все с любопытством смотрели, как мучится этот гигант. Кто-то вздумал было подшутить над ним, но он разозлился. Начался спор, который превратился бы в драку, если бы крестьяне не оттащили от него шутника. Он пожал плечами, промолвив, что переломал бы всем ребра, если бы захотел. Ему не возражали.

Он поигрывал в карты; ему нравились неожиданности выигрышей и проигрышей. На все, что могло только утишить его внутреннюю рану, он с жадностью набрасывался. Он любил биться об заклад. Однажды поспорил, что возьмет под мышки по кулю картошки и в таком виде будет танцевать на площади. Он выиграл пари. Другой раз поспорил, что может выпить пинту пива в одну минуту и опустошить десять таких пинт подряд. И выиграл снова.

После этого он послал вызов одному бочару в деревне, силачу, который, как говорили, не имел себе равного. Сперва бочар – человек мирный и тихий – отказался, но затем, побуждаемый своими друзьями, согласился. Выбрали огороженное место для борьбы.

Бочар снял свою куртку и повесил ее, тщательно сложив, на забор. Телосложения он был геркулесовского. Плотные, округлые плечи образовали на лопатках огромные твердые ядра. Его мышцы походили на перетянутые узлы каната, взрывавшие кожу шероховатыми бороздами.

Силач стал в оборону. Ищи-Свищи кинулся на него. Первый выпад ему удался. Он быстро вытянул руки вперед, как бы желая ударить головой. Бочар отразил удар, оставив без защиты нижнюю часть тела. Проворный, как белка, Ищи-Свищи схватил его за левую ногу и, зацепив ногой его правую ногу, свалил на землю. Он тяжело грохнулся на землю; даже бык не свалился бы с такой силой.

Бочар поднялся. Ищи-Свищи стоял в ожидании. Они бросились друг на друга. Произошло несколько коротких схваток, и затем гигант приподнял браконьера с земли и подержал его так несколько мгновений. Неоспоримо, он был сильнее, но Ищи-Свищи был хитрее и проворнее. Сильно встряхнув бедрами, он высвободился и, не теряя ни секунды, пользуясь замешательством великана-противника, схватил его поперек тела и положил.

Бочар был добрый малый. Он изобразил на своем лице выражение досады, как человек, признающий себя побежденным. Он пыхтел, и из его груди вырывалось дыхание, как из кузнечных мехов. Ищи-Свищи, спокойный, с ровным дыханием, без признаков возбуждения презрительно опустошал стакан. Но гигант восстановил свою репутацию. Он поспорил, что поднимет на вытянутой руке пень, валявшийся около забора. Он ухватился рукою за него, подвигал его по земле, выбирая место, где бы поудобнее взяться, и медленно поднял его. Мышцы его перекатывались, как кегельные шары. Ищи-Свищи попробовал тоже, но смог только слегка приподнять пень и выпустил его из рук.