Книга Орел расправляет крылья - Роман Злотников

Ну и конечно, военные школы — пехотная, инженерная, пушкарская и кавалерийская, готовившие сержантов, и Военная академия. Набор в цареву школу, что в Белкино, возрос до трехсот отроков на поток. Были открыты еще шесть таковых — в Новгороде, Ярославле, Нижнем Новгороде, Вятке, Казани и Воронеже. А куда деваться? Местничество вследствие моей жесточайшей позиции окончательно сошло на нет. Карьера теперь складывалась почти исключительно благодаря личным качествам. Выученики царевой школы явно превосходили остальную дворянскую массу по всему комплексу знаний, навыков и умений, вследствие чего активно делали карьеру, в результате на меня пошло такое давление, вызванное желанием пристроить своих чад в это заведение, что деваться стало действительно некуда. Впрочем, меня это только радовало. Именно этого я по большому счету и добивался… Кроме того, у меня лежала челобитная с просьбой об открытии подобных школ для «отроков торгового и посадского сословий». Причем именно подобных, а не просто неких иных школ. Уж больно царева школа по организации процесса обучения отличалась от всех иных учебных заведений. В этом времени учили долго, неторопливо и вальяжно. Достаточно сказать, что минимальный университетский курс составлял семь-восемь лет, а полный вообще шестнадцать-семнадцать. Что было неудивительно, учитывая, что суммарная учебная нагрузка на студента часто составляла не более восьми часов в неделю. Ну еще бы в этом случае не учиться по семнадцать лет… В царевой же школе таковая достигала в старших потоках с учетом самостоятельной работы десяти часов в день. То есть в неделю выходило до шестидесяти часов. Уж с чем с чем, а с адаптацией современных мне методик преподавания я в свое время сильно постарался… Так вот, хотя те школы и предполагалось содержать на средства городских советов, кои уже действовали практически во всех городах страны (ну за исключением сибирских острожков и крепостей, пока таковыми не объявленных), но зачинать их все одно придется мне…

И вообще, я ввел для городов некий адаптированный под мое самодержавие вариант Магдебургского права[29], о коем мне мой глава Земского приказа уже давно все уши прожужжал. Правда, в полном, так сказать, объеме его правами могли пользоваться лишь «государевы города», в которых право высшей апелляции принадлежало только мне, и налоги с них также шли в казну напрямую. А таковых в стране насчитывалось десяток — Москва, Ярославль, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Смоленск, Великий Новгород, Псков, Вологда и Великий Устюг. Еще около сорока городов, со статусом «губернские», пользовались чуть более урезанными правами, так как входили в состав двадцати вновь образованных губерний, и там право высшей апелляции сначала осуществлял назначенный мною губернатор. Управлявший губернией, однако, при помощи трех собраний. Причем столицами губерний эти города не являлись, поскольку было совершенно ясно, что в этом случае основная масса аккумулируемых в губернском земстве средств однозначно пойдет в эти города. А мне нужно было развитие и самих территорий… Остальные города, коих насчитывалось еще почти две сотни, пока остались в прежнем, уездном статусе. Но зато уездами теперь управляли выборные, избираемые из числа уездного дворянского собрания членами таких же, как и в губерниях, трех уездных собраний — общинного, куда входили гласные от всех приходских общин и посадских общин уездных городов и слобод, епархиального и того же дворянского. Можно было ожидать, что расходы на обустройство городов, строительство дорог, мостов, содержание начальных школ, а в перспективе лекарских пунктов, землемерных контор и так далее с бюджета будут сняты. И сие означало, что реформа государственного управления, кою у меня продвигал Земский приказ под руководством Ивана Тимофеева сына Семенова, в основном завершилась. Теперь мое государство стало из феодального неким вариантом сословно-представительского. И в ближайшие лет сто, а то и двести этого во как хватит. А Солженицын, насколько мне помнится, и в конце двадцатого века считал сословное представительство лучшим способом организации власти. Знаю, читал его «Как нам обустроить Россию», кажется, «Комсомолка» публиковала. Так что кто его знает, как оно потом обернется. Ну да я сейчас сделал как посчитал нужным, а потом пусть потомки башку ломают…

Но были и расходы, кои мне ни на какие чужие плечи не скинуть. Например, армия и флот. Я совершенно точно знал, что чем дальше, тем все больше и больше будет возрастать роль двух родов войск, пока еще находящихся в русской армии в эдаком подчиненном положении — артиллерии и пехоты. Вернее, с артиллерией ситуация начала уже потихоньку выправляться. С полевой все было уже почти совсем хорошо. Артиллерийские полки были наконец-то полностью сформированы и дооснащены вооружением и транспортом, на что пошла почти вся племенная выбраковка табунов ольденбургских и фризских лошадей, в силу чего обозные роты всех остальных войск по-прежнему довольствовались плохонькими беспородными крестьянскими лошаденками… Так что осталось только окончательно отработать тактику применения артиллерии в полевом сражении и личному составу артиллерийских полков приобрести боевой опыт.

С полковой и осадной артиллерией дело пока обстояло похуже. Поскольку полков нового строя, в которых капралами, сержантами и частью офицерами служили те дворяне и дети боярские, кои до сего проходили службу в войсках Мориса Оранского, и в которых по штату как раз и имелась полевая артиллерия, пока была всего лишь дюжина. Но лиха беда начало. Осадной же пока был лишь один полк, да и убедиться в его боевой эффективности пока случая не было. Остальная осадная артиллерия была представлена системами старого образца, крайне громоздкими и с малой скорострельностью…

А вот с крепостной артиллерией дела обстояли совсем швах. Единственное, что там было сделано, так это подготовлены штатные расчеты. Но, поскольку большая часть состава таковых была набрана из городского ополчения, уровень этой подготовки по разным гарнизонам отличался очень разительно. Если на юге, скажем, в том же Азове, он был вполне приемлем, то в центральных, северных и особенно восточных губерниях дела обстояли совсем грустно. А кроме того, пока имелись серьезные трудности и с подготовкой флотских артиллеристов…

С пехотой же пока дело обстояло довольно жидко. Двенадцать полков нового строя уже были сформированы и вооружены, причем капралы и сержанты стрелецких рот в них уже получили на вооружение кремневые ружья, в пикинерских же, а также все офицеры — кремневые пистолеты с уже не колесцовыми, а ударными замками. Остальной личный состав пока довольствовался старыми фитильными. Уровень боеспособности полков нового строя по отношению к старым стрелецким приказам я оценивал не менее как три к одному, поскольку в этих полках впервые в русской армии была введена ежедневная боевая подготовка, а сами полковые городки были оснащены всем необходимым — от плаца, используемого для начальной строевой подготовки и парадных построений, до так называемого тактического поля. На нем стрельцы полков нового строя отрабатывали как передвижения и перестроения на пересеченной местности, так и всякие инженерные работы: рытье апрошей и окопов, обустройство редутов и иных полевых укреплений и так далее. Достаточно сказать, что стрелец полка нового строя делал не менее двух, а некоторые даже и трех выстрелов в минуту из обычной фитильной пищали, в то время как стрельцы — один, и лишь очень немногие, лучшие, — два. Не говоря уж о том, что старые стрелецкие приказы на поле боя были совершенно неспособны ни к какому маневрированию, и при изменении обстановки им оставалось лишь умирать на том месте, где они были поставлены в начале боя.