Книга Кремль 2222. Севастополь - Владислав Выставной

Перед ними на каменном постаменте был закреплен какой-то предмет. Присмотревшись, семинарист понял: это икона. В тяжелом металлическом окладе, запыленная, затянутая паутиной. Очень хотелось увидеть, чей лик запечатлен на ней, но Книжник так и не решился прикоснуться.

– Наверное, так и умерли, – проговорил он. – Замурованные, от голода и жажды. Видите, как иссохли?

– Они не мертвы, – тихо прошелестел за спиной незнакомый голос.

Все обернулись. Там стоял точно такой же седой, длиннобородый старец в сером балахоне. Сгорбленный, древний – но с живыми, ясными глазами, в которых не было и намека на немощь. Двигался он, впрочем, не без труда – несколько шагов в сторону пришельцев дались ему нелегко.

– Не видите – братья погружены в молитву, – тем же негромким шелестящим голосом продолжил старец. Прошел между рядами «мумий», внимательно оглядел их, как какой-нибудь смотритель музея. Спутники невольно переглянулись: им показалось, что дед немного спятил. Старец же осторожно коснулся плеча одного из «братьев» – и тот едва заметно дернулся, заставив вздрогнуть и заметившего это Книжника.

– Рыбы… – тихо сказала Кэт.

– Что? – переспросил Книжник.

– Рыбы – это они, – девушка, указала на замерших монахов. – Потому что молчат как рыбы.

– Верно, но не совсем, – чуть улыбнулся старец. – Рыба – древний символ нашей веры.

Книжник невольно кивнул: он и сам только сейчас вспомнил о полузабытом символе.

– И давно они так… молятся? – осторожно спросил семинарист, переводя взгляд со старика на неподвижные коленопреклоненные фигуры.

– С тех пор, как часть братии обуяли бесы, и только мы остались верны нашей вере.

– Вы про этих, в черном? – Книжник кивнул куда-то вверх, где, по его ощущениям, оставался основной лабиринт, населенный беспокойными монахами.

– Про них, про кого же еще, – эхом отозвался старик. – Доля монаха – молиться за людей, за свет, а не пытаться исправить мир коварством и кровью. Очень легко из лона церкви перейти под крыло Сатаны – достаточно лишь решить, что есть простые и легкие пути к свету…

– Постойте, – вмешалась Кэт. – Так это они вас замуровали?

– Можно отгородиться от людей, нельзя отгородиться от Бога, – на старческом лице появилась грустная улыбка. – Да, они пытались избавиться от тех, кто не разделял их злобу. Но те, кто перешел на путь Сатаны, – давно мертвы.

– Как мертвы? – Кэт хмыкнула. – По-моему, они здоровее нас будут.

– Это уже их последователи. Сто лет уж прошло с раскола.

– Погодите, – не поверил Книжник. – Сколько ж вам…

– Сколько есть – все наше. Истовая молитва творит чудеса, сын мой.

– Но как же это они? – никак не мог успокоиться Книжник. – Они же как мумии, и на вид не живые…

– А я на вид живой?

– Вы-то да…

– Так вот, с вашим приходом мне самому пришлось отвлечься от молитвы и снова встать на ноги, хотя в этом не так много смысла – ведь так я забираю у себя остатки земного существования и ослабляю силу совместной молитвы.

– Вы хотите сказать, что тоже – один из этих… – Книжник запнулся, пытаясь найти подходящее слово. И не нашел. – Мумий, что ли…

Старец остановился, удивленно поглядел на него:

– Мумий? О чем ты? Ах, да. Ты же никогда не видел настоящей, глубокой молитвы.

– И зачем же вы нарушили такое важное действо? – безо всякого лишнего почтения поинтересовался Зигфрид. – Стояли бы и дальше на коленях, раз уж сто лет до этого так провели.

– Так из-за вас и поднялся.

– Из-за нас? – переспросил Книжник. – То есть мы вроде как разбудили вас?

– Я вышел из молитвы еще накануне. Это не так просто. И уж совсем не быстро.

– То есть вы знали заранее? – не поверила Кэт.

– Не знал, но видел, – туманно сказал старец. – Впрочем, нет времени объяснять. Да и сил мало. Я должен вывести вас отсюда. Считайте это моим долгом.

– Мы очень признательны вам за это, – уже более деликатно сказал Зигфрид.

– Мне не нужны признания. Это мой долг перед Богом.

– А-а… – равнодушно протянул Зигфрид.

– И все-таки, я хотел бы понять, – снова заговорил Книжник. – Как вам это удалось? Вы на сто лет вроде как впали в спячку? Это вроде летаргического сна?

– Тоже желаешь простых объяснений? – усмехнулся старец. – Считай, что мы разработали особые молитвенные практики. У молящегося замедляется метаболизм – про гибернацию слышал?

– Да, но…

– …или про медитацию?

– Ну, это немного понятнее.

– Ну и хорошо, что понятнее. Почему-то миряне любят умные словечки, хоть те и не объясняют сути. Однако не о нас речь, – старик пристально оглядел гостей. – Беда грозит вам. И вашему другу – он-то остался в кельях.

– Откуда вы знаете? – спросил Книжник. – Вы же это… Замурованы вроде как.

– Эти глупцы только думают, что отгородились от нас. На самом деле они отгородились от Света. Для нас же стены – не преграда. Идите за мной.

Все трое послушно двинулись вслед за стариком. Книжник не удержался, и обернулся на монахов, застывших в своей невероятной, затянувшейся молитве. Но старец уводил их все дальше, и эта сюрреалистическая картина скрылась за изломанным выступом. Теперь путь освещал лишь догорающий факел Книжника.

– Почему вы решили помочь нам? – недоверчиво спросила Кэт. – Какая вам от этого польза?

– Ровным счетом никакой. Потому и решил помочь.

– Не понимаю…

– Когда-нибудь поймешь. Смысл помощи в том, что за нее не ждешь благодарности. Сама возможность помочь – бесценный дар.

– Не понимаю, – нахмурилась Кэт, поглядев на старца с подозрением.

– Дикая она, – пришел на помощь Книжник. – В степи выросла.

– Может, и в степи, но в адвокатах не нуждаюсь! – огрызнулась девушка, и Книжник смутился: наверное, он задел ее больное место. – А куда мы идем? Здесь есть другой выход?

– И не один. Это очень древний монастырь, входы и выходы здесь многочисленны – только не всем подвластны.

– Но зачем вы продолжаете томиться в этой пещере, если в любую минуту можете оказаться на свободе?

– А кто тебе сказал, что мы не свободны? Неужели ты думаешь, что свобода наших дряхлых тел лучше, чем подлинная свобода – свобода духа? Да и уйдем мы отсюда – кто будет молиться за вас, несчастных?

– А с чего вы взяли, почтенный, что за нас непременно нужно молиться? – поинтересовался Зигфрид.

– Тебе я ничего объяснять не буду, – старец с прищуром оглядел веста. – Ты – язычник, ты не поймешь сути.