Книга Вторжение в рай - Алекс Ратерфорд

Они молча направились к боковым воротам, где выставленные Вазир-ханом часовые, зная, кто идет, пропустили их без вопросов. В нескольких сотнях шагов от крепости спокойно пощипывали травку две низкорослых лошадки, которых Бабур приказал оседлать и привязать на том месте. Отвязав животных, они вскочили им на спины и, щелкнув языками и ударив пятками в упитанные бока, поскакали во тьму.

Просто удивительно, невольно подумалось Бабуру, как это всего за несколько коротких недель Бабури стал для него кем-то вроде родного брата по отцу и по матери, которого у него никогда не было. Он учил его бою на мечах, борьбе, даже стрельбе с седла — как когда-то его самого учил Вазир-хан. Бабури и вправду оказался прирожденным наездником, учился быстро и успешно, и после того, как набитые при падениях шишки добавили ему ума, уже мог держаться почти наравне с Бабуром.

Бабури в свою очередь учил владыку народным песням и танцам, и даже всевозможным уловкам и приемам, необходимым для воровской жизни. И уж конечно, именно он научил его одеваться по-крестьянски для этих ночных прогулок. Выезжая в ночь, они бывали в селениях, посещали базары, угощались возле общих костров, потягивая пропахший дымом чай и слушая рассказы стариков.

Порой Бабуру приходилось выслушивать весьма нелицеприятные слова в свой адрес и в адрес других воинственных вождей, из-за которых жизнь простых людей была столь ненадежна и переменчива. Поначалу это приводило его в ярость, но потом он привык слушать и стал пытаться понять, что движет сердцами и умами простолюдинов. При этом оба они посмеивались над ходившими среди людей слухами о грешках обитателей крепости.

Поговаривали, например, что у Касима, скромного и непритязательного визиря Бабура, мужской член таков, что ему и жеребец позавидует, но он может наслаждаться плотской близостью, только переодевшись женщиной и будучи прикован к постели.

Но сегодня их привлекало нечто поинтереснее разговора о постельных привычках Касима. В Дзизаке, селении, куда они направлялись, имелся публичный дом, где друзья бывали уже не раз: деревянная халупа, где женщины танцевали при свете жаровен, выставляя напоказ свои прелести, чтобы мужчины могли выбрать блудницу себе по вкусу. При мысли об аппетитных грудях и широких бедрах одной из них, Ядгар, у Бабура учащалось сердцебиение. И если днем мысли его занимала подготовка к предстоящей кампании, то как только опускалась ночь, он едва сдерживал желание поскорее вскочить в седло и помчаться сквозь бархатную тьму к ней.

Теплое, доступное тело Ядгар, ее жаркий, ищущий рот открыли для него совершенно новый мир, многому научили и подарили множество невероятных ощущений. Как же отличалась она от Айши, которая во время их соитий никогда не снисходила до ласк. Ее руки всегда оставались вытянутыми по бокам и стиснутыми в кулаки, губы — холодными и сжатыми. Возможно, прояви он себя в их первую ночь более опытным любовником, все сложилось бы по-другому… Но что было, того не изменишь. Бабур решил, что, когда снова воцарится над Ферганой, возьмет Ядгар в наложницы. Ему будет приятно добавить к ее сочной красоте еще и блеск драгоценных камней, мерцание золотых цепочек на фоне янтарной кожи, перелив жемчугов на ее вздымающихся и опускающихся, влажных от любовного пота грудях. Эти мысли заставляли его гнать лошадку во весь опор.

Скоро они достигли ивовой рощи на окраине Дзизака и закричали привратнику, что двое усталых путников желают остановиться на отдых. Посветив коптящим факелом на лица юношей, тот хмыкнул и пропустил их. Спешившись, они повели лошадей мимо низких домишек, сложенных из кирпича-сырца, по узкому проулку к базару, где слабое, желтое свечение масляных ламп торговцев едва позволяло разглядеть горки риса, в который был подмешан песок да кучи подгнивших корнеплодов. Земля была основательно унавожена овцами, козами и тощими курами.

Заведение находилось на дальней стороне рыночной площади, и да, Ядгар была на месте. Бабур увидел, как она греет руки над горящим кизяком. Именно она — такая, как есть, — дикая горянка, стройная, слегка похожая на мальчишку, с волосами с красноватым отливом и бесстыжим личиком, привлекала его больше всего.

Едва увидев его, Ядгар, звеня бубенчиками на крепких лодыжках, устремилась ему навстречу и бросилась на шею, ища губами его губы. Она прижалась к Бабуру всем телом и рассмеялась, ощутив немедленный и естественный отклик. Взяв юношу за руку, блудница без промедления повела его в тесную, где едва помещался матрас, деревянную кабинку, сбросила с себя одежду, довела его ласками и поцелуями до крайнего возбуждения и, раздвинув бедра, дала ему овладеть своим влажным, теплым телом.

Занимался бледный рассвет, когда Бабур и Бабури, насытившие плоть, довольные и еще не протрезвевшие после употребленных в заведении крепких напитков, подъехали к Шахрукийяху. На обратном пути они почти не разговаривали, не считая откровенного обмена суждениями о достоинствах своих женщин да похвальбы своей изобретательностью и выносливостью по постельной части. Вернувшись в крепость, молодой эмир направился в свои покои и, желая насладиться еще несколькими мгновениями свободы и безответственности, жестом отослал слуг, имевших свойство возникать ниоткуда.

Как только дверь за ними затворилась, Бабур начал стягивать с себя одежду простолюдина и никак не ожидал, что схлопочет оплеуху по левому уху. Обернувшись, он увидел Исан-Давлат со все еще поднятой рукой и горящими гневом глазами. Такого с ним еще не случалось. Две служанки его бабушки стояли у нее за спиной, потупив очи и с превеликим трудом пряча улыбки.

— Если ты на сегодня уже нагулялся со шлюхами и своим оборванцем с рынка, то нам есть о чем поговорить, — ворчливо промолвила Исан-Давлат. — Посреди ночи, пока ты предавался своим забавам, из Самарканда прибыл гонец с письмом. Его прислал, чтоб ты знал, управитель твоего родича Махмуда.

Она сунула свиток ему под нос.

— Махмуду-то что от меня потребовалось? Хочет подарить украденную у меня державу?

Тому, что она в курсе посещений им публичного дома, Бабур ничуть не удивился. Уж кому-кому, а ей всегда все известно. Правда, он был смущен тем, что она застала его в крестьянской одежде, еще, возможно, хранившей запах Ядгар.

— Твой братец ничего не говорит — и не скажет никогда, если не считать его речью бой барабана. Шейбани-хан захватил Самарканд, приказал содрать с живого Махмуда кожу, а из нее сделать барабан, в который велено бить у Бирюзовых ворот всякий раз, когда Шейбани въезжает в город или покидает его.

Старушечьи глаза Исан-Давлат полыхали от ярости из-за неслыханного поругания, учиненного варваром-узбеком над потомком Тимура.

— Послушай.

Она прищурилась и начала читать:

— «Узбеки обрушились на нас, словно муравьиное войско, пожирающее все на своем пути. Они просто захлестнули городские стены, сметя с них защитников благодаря численному перевесу, и учинили резню, в которой погибло множество мирных горожан. Тела до сих пор свалены в кучи на площадях или гниют в колодцах. Мне и еще нескольким придворным пока удается скрываться, но всем нам грозит ужасная опасность. Мест, где можно спрятаться, осталось очень немного. Но возможно, Аллах выкажет нам милосердие, в коем, в своей непостижимой мудрости, отказал другим».