Книга Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Збигнев Бжезинский

В атлантическом понимании «как все должно было бы быть» есть также аспект, связанный с обеспечением безопасности. Если бы Япония непосредственно участвовала в осуществлении трансатлантической стратегии, и она, и США были бы менее склонны концентрировать внимание на повышении обороноспособности Японии, чтобы противостоять растущей мощи Китая. А это, в свою очередь, дало бы возможность избежать усиления настроений внутри китайской политической элиты, в особенности военной, в пользу укрепления китайско-российских связей по вопросам безопасности.

Тот факт, что Америке не удалось добиться более решительного продвижения в израильско-палестинской проблеме в течение пятнадцати лет ее глобального руководства, представляет еще одно значительное «если бы». Если бы такое продвижение имело место и если бы оно сопровождалось совместным усилием двух сторон принять сбалансированную компромиссную формулу, четко изложенную Соединенными Штатами и Европейским Союзом, то на Ближнем Востоке удалось бы избежать последующего ухудшения положения и роста насилия и трансатлантические отношения определялись бы общей стратегической целью и завершенностью.

Решительный и успешный трансатлантический нажим в 90-х годах в пользу израильско-палестинского урегулирования позволил бы избежать рискованною военного предприятия и Ираке, ставшею поражением для самих Соединенных Штатов. Вместо этого возник израильско-палестинский тупик, за которым последовало вторжение США в Ирак, вызвавшее американо-европейский раскол. Утверждать, что усилившийся израильско-палестинский конфликт не был причиной враждебности к США, охватившей арабов, могут только те, кто лично заинтересован в этом. Дестабилизирующий эффект этой враждебности, усиленный войной в Ираке, создает в перспективе риск постепенного выдавливания США из этого региона. Ни правящие в регионе элиты, ни китайцы не проигнорируют эту перспективу. Уязвимые элиты Ближнего Востока нуждаются в иностранном защитнике, а Китай нуждается в стабильном доступе к источникам нефти, которые эти элиты контролируют. Каждая из сторон, таким образом, имеет что предложить другой. То, что соглашение, не отвечающее интересам США, может появиться, не следовало бы игнорировать.

Будет ли у Америки еще один шанс?

Безусловно. В значительной мере это так, потому что ни одна, ни другая сторона не способна играть роль, которую потенциально способна играть Америка и которую она должна играть. Европе все еще не хватает необходимого политического единства и воли, чтобы быть глобальной державой. Россия не может решить, хочет ли она быть авторитарным империалистическим, социально отсталым евразийским государством или действительно современной европейской демократией. Китаи быстро поднимается как доминирующая держава на Дальнем Востоке, но у него есть противник, которым является Япония, и все еще не ясно, каким образом Китай разрешит основное противоречие между свободным экономическим развитием и бюрократическим централизмом его политической системы. Индия еще должна доказать, что она сможет сохранить единство и демократию, если ее религиозное, этническое и лингвистическое многообразие станет для нее политическим бременем.

Америка обладает монополией военной мощи в глобальном масштабе, ее экономика не имеет себе равной, а ее способность к технологическому обновлению является несравнимой, и все это вместе обеспечивает ей уникальное мировое влияние. Более того, существует широко распространенное, хотя и не выражаемое открыто практическое признание, что международная система нуждается в эффективной стабилизирующей силе и что наиболее вероятной альтернативой конструктивной роли Америки в скором времени был бы мировой хаос. Разумный глобальный лидер IV должен был бы суметь использовать это понимание, чтобы извлечь из запаса доброжелательного расположения к Америке все, что еще осталось. И хотя враждебность в отношении Соединенных Штатов поднялась до беспрецедентного уровня и все еще не достигла вершины, Америка, которая сознает свою ответственность, выраженную в президентской риторике, чувствительна к сложностям международной обстановки и скорее ищет согласованности, чем резкости в своих внешнеполитических отношениях (короче, совершенно не похожая на ту, которая предприняла недавнюю авантюру), это та Америка, которую большая часть мира все еще хотела бы видеть стоящей у руля современного мира.

Но не следует заблуждаться: потребуются годы целеустремленных усилий и подлинное искусство, чтобы восстановить политический авторитет и легитимность Америки. Следующий президент должен извлечь стратегические уроки из недавних ошибок Америки, так же как и из ее прошлых успехов. Безусловно, исторические умозаключения не могут служить основой для конкретных политических рекомендаций, которые должны учитывать изменившиеся обстоятельства, неожиданные события, новые вызовы. Но критическое осмысление имевших место фактов — как это кратко было изложено на предыдущих страницах — действительно поможет нам определить приоритеты и напомнит о фундаментальных реальностях. Это в особенности относится к неиспользованному потенциалу Атлантического сообщества и ко все возрастающим ______ с установлением мира на Ближнем Востоке.

Америка должна извлечь дополнительные преимущества, как было достигнуто ею ранее. В течение длительного периода Европа была главной политической ареной, главной картой в политической игре. Влияние Америки было преобладающим потому, что ее политику отличали мудрость и сдержанность. Ее политика опиралась на прочные союзы и была несомненно направлена на объединение друзей и разделение врагов. Америка решительно проводила в жизнь стратегическую доктрину сдерживания и делала это, несмотря на высокий уровень опасности (особенно в период, когда Советский Союз достиг стратегического паритета с Соединенными Штатами), в условиях котором происходила холодная война. И несмотря на то, что ядерная война между Соединенными Штатами и Советским Союзом могла в любой момент привести к гибели 150 миллионов человек в течение всего нескольких часов, американские лидеры не прибегали к страху как средству поддержания решимости страны (трудно представить себе, что Эйзенхауэр или Рейган могли провозгласить себя «президентами войны») и терпеливо сочетали сбалансированную стратегическую твердость с дипломатической гибкостью.

Эта политика существенно отличалась от той позиции, которую заняла страна, особенно после 11 сентября, в отношении вызовов, исходивших от Ближнего Востока — региона, ставшего новой центральной ареной и новой ставкой для американской сверхдержавы. Эта политика разъединила друзей Америки и объединила ее врагов, страх стал средством обеспечения поддержки политики, и нетерпение, проявляемое в стратегических вопросах, и изоляционистский самоостракизм сузили для США возможности дипломатического маневра.

Но вне сферы этих конкретных проблем приемлемость Америки в качестве будущего мирового лидера зависит от ответов на крупные и сложные вопросы:

1. Природа самой американской системы. Готова ли американская система в структурном отношении к тому, чтобы сформулировать и проводить глобальную политику, которая не только защищала бы американские интересы, но и способствовала глобальной безопасности и благополучию?

2. Американская социальная модель в мире растущих ожиданий. Готово ли американское общество к тому, чтобы выполнять роль глобального лидерства, которая предполагает определенную степень ответственного самоограничения, вытекающего из принципиального понимания глобальных тенденций?