Книга Берлин, май 1945 - Елена Ржевская

* * *

Когда умирают тираны, в первый момент наступает замешательство — возможно ли это, неужто и они состоят из смертных молекул?

Вслед за тем обстоятельства их смерти, если они хоть сколько-то смутны, начинают обрастать легендами. В случае с Гитлером для этого мог возникнуть простор.

Но получилось не так, как того добивался гроссадмирал Дениц, которому Гитлер завещал всю верховную власть, объявивший заведомую ложь в специальном заявлении: Гитлер пал в бою во главе защитников столицы германской империи.

И не так, как об этом заявил унесший всего лишь пистолет рейхсфюрер молодежи Аксман: он-де унес пепел Гитлера.

И не так, как описал конец Гитлера в своей сенсационной книге «Я сжег Гитлера» его шофер Кемпка, где выстрел и алые цветы в вазе слились в один букет.

И не так, как резюмировал в своем серьезном исследовании английский историк Тревор-Ропер:

«Так или иначе, но Гитлеру удалось достичь своей последней цели. Подобно Алариху, разрушившему Рим в 410 году и секретно похороненному своими сторонниками на дне реки Бузенто в Италии, современный разрушитель человечества навсегда скрыт от людских глаз».

Красная Армия сквозь четырехлетие беспрерывных тяжелых сражений пришла в Берлин и освободила человечество от Гитлера.

Люди, которым было поручено установить истину о Гитлере, выполняли задание с чувством огромной ответственности. Всякая неясность на этот счет, казалось им, вредна, она будет плодить легенды, которые могут лишь способствовать возрождению нацизма.

«Гитлер — труп или легенда?» — так называлась переданная в мае 1945 года агентством Рейтер статья.

«Обследование этих человеческих останков, — писалось в ней, — представляет собой кульминационный пункт продолжавшихся целую неделю напряженных розысков среди развалин Берлина.

Розыски вели солдаты Красной Армии, добивавшиеся неопровержимых доказательств смерти Гитлера».

Мы надеялись, что со дня на день будут оглашены эти неопровержимые доказательства. Народ, отдавший все для победы над фашизмом, вправе узнать, что поставлена последняя точка в этой войне.

Ответить точно на вопрос, жив ли Гитлер, было важно также и для будущего Германии.

Но 8 мая в нашей печати появилось сообщение о том, что Гитлер где-то скрывается.

К этому времени кое-кто из начальников, улавливающих идущие «сверху» флюиды, уже перестал испытывать интерес к выяснению обстоятельств смерти Гитлера и не слишком одобрял рвение, с которым мы добивались доказательств.

В поисках и на первом этапе расследования участвовало немало людей. Но к 8 мая разведчики уже разъехались по своим корпусам и дивизиям, и группа полковника Горбушина предельно сократилась. Собственно, кроме майора Быстрова, в ней был еще только переводчик — я.

Мы думали: если не сейчас, по горячим следам событий, а лишь в какие-то отдаленные годы, в каком-то неясном будущем будут предъявлены всему миру, нашим потомкам добытые доказательства, окажутся ли они тогда достаточно убедительными? Все ли сделано для того, чтобы факт смерти Гитлера и факт обнаружения его трупа остались бесспорными и спустя годы?

Полковник Горбушин в этих сложных обстоятельствах решил добыть бесспорные доказательства.

Решающий аргумент

В Берлин-Бухе 8 мая, в тот самый день, когда в Карлсхорсте предстояло подписание акта капитуляции Германии, о чем я еще не знала, полковник Горбушин вызвал меня и протянул мне коробку, сказав, что в ней зубы Гитлера и что я отвечаю головой за ее сохранность.

Это была раздобытая где-то, подержанная, темно-бордового цвета коробка с мягкой прокладкой внутри, обшитой атласом, — такие коробки делаются для парфюмерии или для дешевых ювелирных изделий.

Теперь в ней содержался решающий аргумент — непреложное доказательство смерти Гитлера, — ведь во всем мире нет двух человек, чьи зубы были бы совершенно одинаковы. К тому же это доказательство могло быть сохранено на долгие годы.

Вручена эта коробка была мне, потому что несгораемый ящик отстал со вторым эшелоном и ее некуда было надежно пристроить. И именно мне по той причине, что группа полковника Горбушина, продолжавшая заниматься изучением всех обстоятельств конца Гитлера, сократилась к этому времени, как я уже сказала, до трех человек. Все, что было связано с установлением смерти Гитлера, держалось в строгом секрете.

Весь этот день, насыщенный приближением Победы, было очень обременительно таскать в руках коробку и холодеть при мысли, что я могу где-нибудь невзначай ее оставить. Она отягощала и угнетала меня.

Положение, в котором я оказалась, было странным, ирреальным, особенно если на это взглянуть сейчас, вне контекста войны. Война ведь сама по себе — патология. И все, что происходило на войне, что пережито, непереводимо на язык понятий мирного времени и не соотносится с его обычными психологическими мерками.

Для меня к этому времени уже произошла девальвация исторических атрибутов падения третьей империи. Мы перегрузились. Смерть ее главарей и все, что ее сопровождало, уже казалось чем-то обыденным.

И не мне одной. Телеграфистка Рая, с которой я виделась, когда меня вызывали в штаб фронта, примерила при мне белое вечернее платье Евы Браун, которое ей привез из подземелья имперской канцелярии влюбленный в нее старший лейтенант Курашов. Платье было, длинное, почти до полу, с глубоким декольте на груди, и успеха у Раи не имело. А как исторический сувенир оно ее не интересовало.

В тот же день, 8 мая, ближе к полуночи, я собиралась лечь спать в комнате, которую мне отвели внизу в двухэтажном коттедже, когда вдруг услышала свое имя и поспешно поднялась по очень крутой деревянной лестнице на второй этаж, откуда раздавались голоса, звавшие меня.

Дверь в комнату была распахнута. Майор Быстров и майор Пичко стояли возле приемника, вытянув напряженно шеи.

Странное дело, ведь мы были готовы к этому, но, когда наконец раздался голос диктора: «Подписание акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил», мы замерли, растерялись.

«1. Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, — Верховному главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному командованию Союзных экспедиционных сил.

2. Германское верховное командование немедленно издает приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23–01 часа по центральноевропейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полностью разоружиться…»

Звучал голос Левитана:

«В ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны…»