Книга Коктейль для Барби - Штеффи фон Вольф

Но обо всем по порядку.

Когда я ему позвонила, Роланд Дункель сказал:

— Хорошо, тогда я закажу билеты на следующую неделю, — и повесил трубку. Что само по себе крайне неэтично. Но назло Мариусу я все равно решаю ехать.

Итак, я звоню в Берлин Сильвестру и говорю, что в последнее время на меня вылилось столько негатива, что нужно взять тайм-аут и что Роланд поможет мне снова прийти в форму. Если бы я вдруг сказала, что я просто хочу отдохнуть, Сильвестр уволил бы меня немедленно. А так он согласен и говорит:

— Это превосходная идея, превосходная, правда, здорово, что вы с Роландом отдохнете несколько дней, вы отлично проведете эту неделю, а мы уж тут тоже все отлично уладим! — И все в таком ключе. Он повторяет, уже не знаю, в какой раз, что только я могу помочь Роланду в его семейных проблемах и что только я могу вернуть в его дом совет да любовь. Это у Сильвестра какая-то идея фикс.

Мариус по-прежнему не подает никаких признаков жизни. С Питбулем и Геро я вообще больше не разговариваю. После того как Питбуль сказал: «Настанет день, и ты поймешь, что разбитые черепки не склеить, но будет уже поздно», я отказываю ему в дружбе.

— Ты еще раскаешься в этом, — отвечает он.

Ну и до свидания. Геро говорит, что «не понимает, как такое могло с нами произойти», и хочет, чтобы мы потом все помирились. По крайней мере, он пытается уговорить Мариуса позвонить мне, но Мариус так же дуется на меня, как я на него, и просит мне передать, что на наших отношениях он давно поставил крест. Потом Геро переходит на его сторону, говоря, что поступает так из мужской солидарности. С каких это пор Геро, который всегда называл себя моей лучшей подругой, переметнулся в стан мужчин?

Ужасные дни. В некоторой степени я даже рада, что еду в поезде «Франкфурт — Гамбург». Но только в некоторой степени. Что я тут, собственно говоря, делаю? Еду в отпуск с Роландом Дункелем. С Роландом Дункелем! Я что, с ума сошла? Или во мне проснулись мазохистские наклонности? И не он едет ко мне, а я сама должна тащиться в Гамбург, потому что мы вылетаем из гамбургского аэропорта «Фульсбюттель». Надеюсь, он хотя бы будет стоять на той платформе, к которой прибывает мой поезд.

— Здрасьте, — говорит он. — Пойдемте для начала перекусим.

С ним надо держать ухо востро, но мне так хочется есть. В поезде я как-то поленилась сходить в вагон-ресторан. Господин Дункель поднимается вместе со мной по эскалатору и заказывает в закусочной четыре хот-дога. Один он сует мне, а остальные проглатывает сам, а я все еще думаю, с какой стороны мне лучше начать. Никогда не видела человека, который так быстро ест. Кажется, он прочитал вопрос в моих глазах.

— Это еще со времен интерната. Знаете, госпожа Шатц, я ведь родом из Гельголанда. В тех местах не было гимназии. Поэтому рано или поздно всех отправляли в интернат. Еда — так это вообще отдельная статья. Порции всегда были маленькими. И добавку давали только тогда, когда другие тоже все доедят!

По крайней мере пока он меня ни разу не оскорбил. Что у него на уме? Из мести затащить меня к себе в постель, чтобы потом унижать еще изощреннее? Я стараюсь продолжить разговор:

— Гельголанд? Вот замечательно! Про него еще стишок: «Белый песок, розовый закат, зеленая трава, таков Гельголанд!»

— Настоящий гельголандец никогда такого не скажет, — объясняет мне Роланд Дункель. — Эту идиотскую фразу всегда пишут на открытках, которые покупают туристы.

Э-э, ладно, нужно просто говорить и говорить и не останавливаться:

— А Гельголанд — это округ Пинненберг?

Он смотрит на меня с ненавистью. Вот такого господина Дункеля я знаю.

— Больше никогда не говорите мне этого. В Гамбурге не любят пинненбергцев, да и в Гельголанде тоже. Это, наверное, как у вас в Гессене. Житель Франкфурта или округа Хохтаунус с презрением относится к человеку с номерами провинциального Оффенбаха на машине!

Это правда. Про жителей Оффенбаха у нас все время рассказывают анекдоты. Но по мне, так еще хуже люди из городишка Ротгау. У них даже нет ни одного приличного бара, а только все какие-то жалкие подобия. Конечно, после нескольких кружек пива и их питейные заведения покажутся не такими уж плохими, но ведь не всегда же ты находишься под градусом!

— А когда мы вылетаем? — Уж этот вопрос я, пожалуй, могу задать.

— Завтра в десять, — говорит Роланд Дункель.

— Понятно. А где мы переночуем?

Оказывается, он забронировал два номера в отеле «Порт». Из чего можно сделать вывод, что он не хочет переспать со мной. Или он специально забронировал именно два номера, чтобы я поверила, что он очень порядочный человек, которого не нужно бояться мало-мальски привлекательной женщине. Потом он предложит мне пойти на прогулку, подышать свежим ночным воздухом, а когда я буду пьяна, попробует меня оседлать.

— Что вы скажете, если я приглашу вас совершить со мной небольшой променад? — спрашивает господин Дункель. — Как у вас настроение?

Что я говорила! А он галантен, даже, наверное, чересчур, галантен. Но с другой стороны — что такого может случиться? Все это мои фантомы. Человек может измениться. Даже если его зовут господин Дункель.

— Согласна, — отвечаю я. А потом добавляю: — Сегодня я хочу основательно напиться!

Роланд ухмыляется:

— Будет сделано, госпожа Шатц! Тогда вперед!

Мы поселяемся в отель и потом идем кутить. Невероятно, но факт: Роланд Дункель действительно очень мил. ПРАВДА, ПРАВДА! В одном ирландском пабе (музыка здесь ужасная, и почему ирландские певцы все время поют так, как будто их дни сочтены?) он рассказывает мне о своем браке, и как все так получилось, и вообще все-все-все. После восьми «Гиннесов» мы пьем на брудершафт, а после еще шестнадцати он утверждает, что нашел во мне подругу на все времена.

Я веду себя все более раскованно. Мы выходим на улицу и потом, побродив по ночному городу, заваливаемся в травести-бар и уже там продолжаем разговор.

Роланд рассказывает, что он много лет участвовал в регатах самого высокого класса.

— Чудесное было времечко, — говорит он, выпивая свой четвертый джин-тоник. — Мы, матросы, жили как одна большая семья. И все делали вместе, даже когда был отпуск. Мы действительно всегда шли рука об руку. Разве это не здорово? — Я киваю. — Когда-нибудь я куплю себе яхту класса «X». Чтобы как в первый раз в лицо подул морской ветер.

Я решаю не спрашивать, что он имеет в виду под «X». Потому что в противном случае он бы, наверное, разразился длинной тирадой, что такое парусные яхты. Я уже и так наслушалась его болтовни о плавании по морям и участии в регатах.

— Чтобы на судне не было лишнего веса, нам даже приходилось обрезать щетину у зубных щеток. А еще — у каждого было только по одной паре носков на три месяца из-за веса. Чтобы не перегружать судно, мы питались какой-то гадостью из тюбиков, нормальной пищи там не готовили. Мы должны были строго придерживаться суточной нормы и равномерно распределять ее по часам. Ты не можешь себе представить, как было здорово, когда мы вернулись в порт. Три месяца никакого лишнего веса! Просто ужас! Я сразу запихнул в себя десять гамбургеров!