Книга Любовь и грезы - Лилиан Пик

Она прошла в ванную и, не взглянув ни разу в зеркало, вымыла и высушила голову. Теперь волосы мягко ласкали, как золотистая шапочка, ее щеки, и она почувствовала себя опьяненной своей дерзостью. Она бросила вызов в лицо прошлому. Она разорвала оковы.

Ее взгляд, все еще немного дикий, упал на портрет матери. Она взяла его и начала внимательно изучать, отыскивая свои собственные черты, посмотрела на слегка вьющиеся волосы матери. Теперь можно было быть уверенной в ее схожести с этой красивой девушкой, которая была ее матерью.

Сначала она долго изучала это лицо с мягкой улыбкой, потом свое собственное. Она анализировала и делала обнадеживающие сравнения. В конце концов она оставила это занятие. Нет между ними никакой схожести, нет даже намека на нее.

В тот же вечер к ней зашел Шейн. Он пошатнулся, когда она пригласила его войти. Такую реакцию ей придется теперь видеть в течение долгого времени, она это знала.

— Моя милая, — сказал он грустным голосом, — после того, что я вижу, мне придется надеть траур или, по крайней мере, носить черную повязку на руке. Господи, что же заставило тебя сделать это? — Он стонал и становился трагичен. — Твои несравненные локоны! Где они сейчас?

Она не стала говорить ему, что она продала их парикмахеру. Она сказала с улыбкой:

— Я подозреваю, что ты меня не захочешь теперь никуда приглашать. Наверное, я тебя недостаточно украшаю теперь, когда отсутствует моя главная отличительная черта?

Он спокойно посмотрел на нее:

— Я не могу этого пережить, но, милая, ты все так же прекрасна, как и раньше. Твое лицо предстало теперь во всем его великолепии.

Она засмеялась, услышав его цветистые выражения, и они вышли на улицу.

— Давно ты меня не баловал своим обществом, — заявила она. — Может, попробуем снова?

— Гм… понимаешь, на одной вечеринке я встретил такую хорошенькую маленькую штучку, некую Джейн…

— Я так и думала. Это меня радует. Я думала, это, возможно, некая миссис Хилари Родинг.

— Моя дорогая, я не идиот. Даже если бы она меня привлекала, подумай, как это плохо было бы для дела. Все мои респектабельные клиенты с большими домами и серьезной собственностью изменят мнение о моей фирме и пойдут в другой ближайший магазин. Я заверяю тебя, пусть она привлекательна и даже соблазнительна, но нет, этому не бывать. — Он взглянул на нее: — Ну, куда мы пойдем?

Она ответила ему с ехидной усмешкой:

— Куда-нибудь, где ты мог спрятать меня, такую непривлекательную.

Он засмеялся:

— Ну вот, теперь ты дурачишься.

Они смотрели фильм, держались за руки и много смеялись. Кэролин знала, что все это ничего не значит. Они практически выросли вместе, и то, что было, было в прошлом. Ее сердце было где-то в другом месте, а сердце Шейна было везде сразу. Они знали систему ценностей друг друга и поэтому вместе были счастливее.

Кейт издал восклицание ужаса, его, в общем, Кэролин могла ожидать, когда пришла на следующий день в библиотеку. Все остальные собрались вокруг и выражали свое изумление и неодобрение. По крайней мере, она думала, это сделано раз и навсегда.

— Кто тебя обкорнал? — спросила Кэтти. — Какой овцевод, я имею в виду парикмахера, сделал эту грязную работу?

Кэролин ей рассказала, а Кэтти сыпала фразами типа «святотатство» и «ты не должна была так делать».

— Эта выставка книг… — говорил Кейт, ведя Кэролин в тишину склада. — Ты решила, какая у тебя основная тема?

— Я подумала, — сказала Кэролин, — так как сейчас разгар лета, я назову ее как-нибудь типа «Летние сады» и выставлю все книги, которые я смогу найти по садам и садоводству.

— М-м… Неплохо, хотя это скорее тема для весны, но для испытания это подойдет.

Кто-то его вызвал, и он ушел, сказав, что будет через минуту.

Кэролин прислонилась к столу и стала думать, какое оформление использовать для плаката, рекламирующего ее выставку книг. Услышав какое-то движение сзади, она повернулась и увидела Ричарда. Он стоял, уставившись ошеломленно на ее волосы, лицо его было бледно.

Когда она посмотрела на него, внутри него промелькнула какая-то вспышка, и он понял, почему она это сделала. Она хотела причинить ему боль, так же как он сделал ей больно. И ей это удалось. Но изумленный взгляд его глаз выражал стремительный триумф; это был обоюдоострый меч, и его боль стала ее болью. Она отвернулась. Она должна была понимать, что у нее нет надежды победить человека, которого она столь сильно любит.

Она заставила свои губы двигаться:

— Доброе утро, мистер Хиндон.

Он, казалось, с усилием взял себя в руки:

— Зачем ты это сделала? — Голос его был безжизненный.

— Чтобы… чтобы прекратить ваши возражения.

— Возражения… по поводу твоих волос?

— Да, — она перешла к обороне, — теперь, по крайней мере, у вас на одну меньше претензий ко мне и меньше на одно имя из тех, которыми вы меня называете за моей спиной.

— Имя? Какое имя?

— Лютик. — Она это сказала почти любовно.

Его голос смягчился.

— Кто тебе сказал, что я тебя так называю?

— Ваша сестра.

— Да, — сказал он, — она могла это сделать. Отдали ли они назад… твои волосы, после того как состригли их?

— Да.

В его глазах вспыхнул странный свет.

— Так, значит, они у тебя.

— Нет. Они сказали мне, что это… прекрасные волосы, притом очень необычного цвета. Я не хотела их забирать, поэтому… предложила им купить их, и они согласились.

— Ты продала их? — Теперь в его голосе был цинизм. — Конечно, я должен был знать, что деньги для тебя главное.

В гневе она бросилась на него, но он успел выскочить.

Это произошло в тот же день позже. Она крутилась около полок, подбирая книги для своей выставки, когда ее вызвала мисс Стагг и сказала громким шепотом:

— От секретаря мистера Хиндона передали записку. Он хочет вас видеть. Миссис Харвей сказала, что он очень зол и вы должны подняться к нему немедленно.

Лестница никогда еще не казалась такой крутой, а коридор наверху таким длинным и темным, как сейчас, когда она тяжело шла к кабинету Ричарда Хиндона. Она постучалась в его дверь, Розанна открыла ей, и она вошла.

Ричард не стал просить своего секретаря удалиться. Его гнев был холодным, его глаза — расчетливые и жестокие. Инстинктивно Кэролин хотела повернуться и убежать, но собственное достоинство и ощущение своей непричастности к любому преступлению, в котором он может обвинить ее, заставляли ее стоять перед ним прямо.

— Вы опять это сделали, мисс Лайл, — заговорил он. — Опять вы сыграли роль шпиона, передав информацию вашему дяде.