Книга Охота на льва - Лариса Петровичева

– А что, господин Андерс, – начал он, когда кульминация праздника миновала, и народ начал расходиться компаниями для более приватных разговоров, – не думаешь ли ты о том, что местный климат вреден?

– На юге, разумеется, он получше, – уклончиво ответил Андрей.

Дорох подлил ему еще браги и промолвил:

– На юге-то всяко лучше. Уж не рвануть ли вам, доктор, на юга с товарищем?

Андрей подумал, что этот человек с изувеченными пальцами и острым взглядом из-под косматых темных бровей вполне может оказаться провокатором, но решил, что даже если это и так, то дальше их ссылать в самом деле некуда, и ответил:

– Ну улететь на крыльях мы не можем, а плавать я не умею.

– Шутить изволите, доктор, – Дорох блаженно прищурился и вынул из кармана меховой жилетки небольшую деревянную трубку. – На крыльях не сможем, чай, мы тут не духи небесные, а вот вплавь… В рыбацком поселке лодку найти не проблема.

– Не проблема, – согласился Андрей. – А зачем ты мне это предлагаешь?

Дорох усмехнулся и некоторое время пристально всматривался в лицо Андрея, словно сличал внешность доктора со словесным портретом в охранной ориентировке, а потом полез за шиворот и извлек складень на засаленном шнурке. Протянув образок Андрею, он сказал: – А ты посмотри.

Приняв складень, Андрей раскрыл его и увидел икону. Лик на ней был потерт и исцарапан, однако Андрей узнал себя. Узнал – и опустил руки, скользкий шнурок протек между пальцами, и складень завис в нескольких сантиметрах от пола. Не отводя пронизывающего взгляда от Андрея, Дорох протянул руку и взял складень.

– Чудотворный, – пояснил он. – Я с ним в Нервене обретался, а Нервен такое место, откуда живыми не возвращаются. А я вернулся. И батогами меня били, и собаками травили, и в медоежью шкуру зашивали да к охотникам выпускали. Всякое было. А я вернулся. И как тебя увидел, так сразу признал.

Андрей смущенно опустил голову. Привыкай, ожил внутренний голос, ты тут уже двадцать лет как бог.

– И как мне тебя было не признать? – продолжал Дорох. – Я тебе в земляной яме молился, на кольях стоя, и ты меня вытащил. Из Нервена бежал с товарищами, все остались болото гатить – а я спасся. Ты, Добрый Лекарник, не раз мне помогал, теперь и я тебе помогу.

– Я устал, – признался Андрей, – и не хочу больше никуда бегать.

– Если устал, то лучше отдыхать в других местах, – резонно заметил Дорох и не сдержал радостной улыбки во весь рот.

Андрею стало грустно – может быть, потому, что он был простым человеком, далеко не самым отважным и праведным, и решения его были небезукоризненны, и дела не всегда отличались правильностью. Такое вот алогичное божество – наверняка очень подходящее для ссыльных и каторжников.

– Лодку я вам найду, – продолжал Дорох. – Завтра мне на большую землю ехать, так что заеду-ка я как бы невзначай на один лесной хуторок, Совиный угол называется. Там мой старый товарищ живет, он вас на первое время укроет. А дальше, как говорится, весь мир ваш.

– Спасибо тебе, Дорох, – искренне поблагодарил Андрей, чувствуя себя все больше и больше не в своей тарелке. Такая преданность и готовность помочь со стороны совершенно незнакомого человека заставляла его еще раз ощутить собственную слабость и несоответствие той великой роли, которую ему снова навязывали.

– Это я тебя благодарить должен, – серьезно произнес Дорох. – Если б не ты, давно бы мне сгинуть без покаяния.

Супесок, который четверть часа назад расположился среди девушек и дам, развлекая их последними столичными сплетнями, теперь оставил общество прелестных рыбачек и присоединился к Андрею и Дороху.

– Ну что, господа, – сказал он. – Бежим?

* * *

Неласковое северное лето подходило к концу. Небо становилось выше и обретало резкую насыщенную синеву, северный ветер усиливался, и косяки рыбы уходили прочь от Белых островов. Воздух пронизывали нервные крики чаек – птенцы становились на крыло. За это время Андрей не получил от Нессы ни строчки, и если раньше идея побега ему не нравилась, то теперь он окончательно укрепился в мысли о том, что нужно покинуть Белые острова как можно скорее.

Жива ли она вообще? На вопросы о письмах Виль только руками разводил – никакой почты на имя доктора Андерса не приходило, перлюстрировать ему было нечего. В газетах, привозимых с большой земли, Андрей не находил никаких зацепок. У страха глаза велики – иногда ему начинало казаться, что Несса умерла, и, когда однажды северный ветер усилился и горизонт потемнел, некрасиво пузырясь идущим грозовым фронтом, Андрей едва удержал радостный возглас.

Рыбаки торопливо убирали сети и загоняли лодки под навесы в искусственные бухты. Хлопали, закрываясь, ставни домов – рыбацкий поселок, казалось, съеживался в предчувствии бури. Ветер усиливался; стоя возле дома, Андрей думал о том, что у них может ничего не выйти, и лодку, которую уже приготовил Дорох, разобьет о прибрежные скалы, – что ж, вполне логичный конец для ссыльного врача и незадачливого божества.

Со стороны дома ингвасила, где находился также телеграф, донесся матерный рев – затем из дверей показался и сам ингвасил, громко и яростно вопрошавший о том, какой недоделанный мерзавец совал свои кривые руки в телеграф и вывел его из строя. Андрей вздрогнул – игра началась.

Когда Андрей и Супесок спустились на подземный этаж своего домишки, дождь шел уже сплошной стеной – они хорошо слышали его тихий унылый шорох. Дорох рассказывал, что первые два дня в сезон дождей – это еще цветочки, ягодки пойдут потом, когда тугие струи воды станут хлестать по островам, разрушая причалы, а большая земля вообще скроется из виду.

– Но к этому времени мы уже будем на воле, – добавлял он, радостно улыбаясь. – Пусть себе хлещет.

Виль решил, что можно расслабиться – в такую погоду он не ожидал никаких неожиданностей, – и с самого утра выкушал со знакомыми рыбаками несколько добрых бутылей браги. Поломка телеграфа должна была его насторожить и натолкнуть на нужные выводы, но к тому времени он был уже крепко пьян – собутыльники принесли его в дом, осторожно спустили по лестнице в нижний этаж и уложили на кровать, заботливо укрыв лоскутным одеялом. Супесок на всякий случай еще и запер снаружи дверь его комнаты. На вполне резонное замечание Андрея о том, что куратор умрет с голоду, если будет сидеть под замком до окончания сезона дождей, Супесок ответил:

– У него там все продумано до мелочей, доктор. Есть еще один выход, только там замок очень мудреный, так что по пьяному делу не открыть. А с другой стороны… ну помрет так помрет. Не нравится он мне.

Ожидание возле двери, ведущей на причал, показалось Андрею вечностью. Наконец снаружи послышался условный стук, а затем дверь открылась, и Андрей увидел долгожданного Дороха в мокром рыбацком плаще.

– Карета подана, господа! – широко улыбнулся он и хитро подмигнул Андрею.

Снаружи бушевала стихия, и сперва Андрей не понял, где в этом мраке земля, а где небо. Все смешалось, верх перепутался с низом, в лицо яростно хлестало ледяной соленой водой, и он в ужасе подумал, что до другого берега им не добраться. Потом тьму располосовало многорукой молнией, и Андрей увидел причал и крошечную лодку, в которой уже устраивался Супесок.