Книга И скоро день - Барбара Майклз

— Я понимаю, — еще раз повторила она. — Ну что ж, тогда... Вероятно, так будет лучше.

С этими словами она повернулась и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я вдруг вспомнила одно старое изречение: если ты параноик, это не значит, что кто-то не может преследовать тебя. Беседа у нас с графиней получилась какая-то странная. Мне даже не приходило на ум, что Франческа может осудить недавно овдовевшую женщину за свидание с мужчиной... Нет, уж если быть до конца честной, это приходило мне в голову. Следовало ожидать, что ей не понравится эта идея, но я не предполагала, что она может зайти так далеко. Графиня выглядела скорее обеспокоенной, нежели сердитой. Вероятно, у этого Манетти не слишком хорошая репутация в здешнем обществе. Флорентийский соблазнитель? Тосканский маркиз де Сад? Я была уверена, что она собиралась сказать мне нечто такое, что серьезно подорвало бы мое доверие к этому человеку.

Взяв в руки сумочку и старенький, видавший виды плащик, я поспешила вниз по лестнице. Спускаясь, я уловила жгучий взгляд чьих-то внимательных глаз, которые неотступно следили за мной. Опять эта Эмилия, чертова баба, я не знала, что и думать по этому поводу. Как она вообще находит время для своих прямых обязанностей? Или, может быть, слежка за мной тоже относится к ее прямым обязанностям?

Мне захотелось поскорее выбраться из этого дома, несмотря на сгустившиеся на небе тучи и резко потяжелевший воздух. Я сначала решила пройтись до ворот, чтобы не стоять на месте, но, увидев, что на улице потемнело, отказалась от этой мысли. Кроме того, я надела туфли на каблуках, в которых было бы весьма затруднительно разгуливать по аллеям, посыпанным гравием.

К счастью, он приехал немного раньше. Я увидела свет фар его автомобиля еще до того, как он показался на дороге.

— Почему вы ждете снаружи? — удивленно поинтересовался он, подавая мне руку и помогая устроиться в машине. — Сейчас слишком темно и влажно...

— Атмосфера в этом доме ничуть не лучше, — с иронией заметила я, свободно откинувшись на мягкий вельвет.

— Неужели? А впрочем, я должен был догадаться. Что, Франческа рассержена?

— Не столько рассержена, сколько выведена из равновесия.

— Временами ее действительно трудно понять, — признал Себастьяно. — Такая современная и сложная натура, она временами становится просто невыносимой, обременяя себя и других сословными предрассудками. Надеюсь, вы не слишком обеспокоены ее реакцией?

— Это профессиональный интерес?

Он виновато рассмеялся.

— У меня сложная профессия, она накладывает особый отпечаток на личную жизнь. Когда я задаю знакомым обычные вопросы, некоторые воспринимают это как своего рода тестирование. Если же я молчу и не спрашиваю ни о чем, то кажусь холодным и нелюбезным.

— Да, выбор не велик, — заметила я.

Огромная машина — это был «кадиллак» — двигалась так плавно, что я почти не замечала неровностей дороги. Перед нами блеснул свет чужих фар, Себастьяно крутанул руль и выругался по-итальянски. Затем он обратился ко мне.

— Надеюсь, вы не поняли моих последних слов. Этот лихач ехал слишком быстро для такой узкой дороги, однако вам не следует волноваться, я неплохой водитель.

— У меня вообще страх перед большими скоростями.

— Я даже не буду спрашивать почему.

— Да, так будет лучше.

Он рассмеялся, спустя какое-то время уже смеялась и я. Я чувствовала себя с ним гораздо спокойней, чем ожидала. Спустя еще какое-то время он вновь заговорил.

— Если вам хочется помолчать, я ничего не имею против. Если же вы хотите поговорить со мной, прошу вас, не стесняйтесь. Я не пришлю вам счет за прием.

Когда мы проезжали деревушку, начался дождь, поднялся ветер. Он вел машину просто мастерски. Я забыла, о чем шел разговор, помню только, что мы много смеялись. Я прониклась к нему еще большей симпатией, когда мы приехали в ресторан и сняли плащи. Чтобы я не чувствовала себя неловко в своем скромном наряде, Себастьяно надел обычный костюм и расстегнул ворот рубашки.

Метрдотель встретил нас с таким энтузиазмом, что мне сразу стало ясно: Себастьяно частенько бывает в этом ресторане. Нас проводили к уединенному столику. Выбор блюд я предоставила ему. Все было просто великолепно: вино, еда, сервировка, предупредительность персонала. Мне невольно припомнился мой обед с Дэвидом: белые пластиковые столы с простыми тарелками не шли ни в какое сравнение с этим залом и посудой из настоящего фарфора. У этих таких разных мужчин была одна общая черта: в их присутствии я чувствовала себя свободно, мне хотелось смеяться вместе с ними. И даже если обаяние Себастьяно обуславливалось его профессией, меня это нисколько не раздражало.

Я отказалась от десерта, хотя он уговаривал меня попробовать.

— Вы слишком худенькая, — заметил он, поглаживая меня по внутренней стороне руки своим тонким пальцем. — Я говорю вам это как врач. Неужели Франческа плохо вас кормит?

— Слишком хорошо. Роза — великолепный повар. — Но когда я ела в доме Франчески, кусок застревал у меня в горле. Мне никогда еще не приходила в голову подобная мысль, однако это была чистая правда. Преломление хлеба с человеком говорит о взаимном доверии и уважении, это жест дружбы и симпатии.

— Мне кажется, вы сейчас думаете о чем-то неприятном, — мягко заметил Себастьяно. — Я не спрашиваю, что вас так сильно тревожит. Лучше подскажите мне, что я должен сделать, чтобы вы поскорее выбросили из головы все дурные мысли? Может быть, потанцуем?

— Боюсь, что нет, если вы не обидитесь.

— Я вообще редко обижаюсь. Между прочим, вы напрасно отказываетесь, я неплохо танцую. Хотя, вероятно, не так хорошо, как ваш супруг.

Я подняла на него глаза от тарелки. Он виновато хлопнул себя ладонью по губам и, немного помедлив, сказал:

— Простите мне мою бестактность.

— Вы прощены, — ответила я, непринужденно рассмеявшись. — Барт любил танцевать. Он был актером, вы, наверное, уже знаете. Он постоянно тренировался и старался всегда поддерживать себя в хорошей сценической форме, кроме того, он был от природы очень грациозен.

— Я ничего не знал об этом. Франческа рассказывала мне кое-что, но это были в основном воспоминания о его детстве. Простите, но я не могу припомнить, чтобы в титрах мне попадалась фамилия Морандини или знакомые черты промелькнули на экране телевизора.

— У него были эпизодические роли в телевизионных шоу, в основном он работал в театре.

— А-а. Вы имеете в виду Нью-Йорк?

— Да... Главным образом в небольших летних театрах и на временных площадках. Хорошо, что у него были и другие статьи дохода, иначе нам пришлось бы туго. Ведь актеру требуется не только талант, нужны связи и удача.

— Да, конечно, вы правы. — Себастьяно помолчал, потом предложил посмотреть какой-нибудь фильм.