Книга Последняя милость - Луиз Пенни

Как и предполагала Эмили, полчаса спустя к дому подъехала машина. Матушка выбралась из нее и уверенным, несмотря на совершенно обледенелую дорожку, шагом направилась к двери. Она не боялась поскользнуться. Как сказала однажды Кей, ее центр тяжести располагался настолько низко, что она не смогла бы упасть, даже если бы очень захотела. Правда, Кей также утверждала, что утонуть Матушка тоже не сможет. По какой-то непостижимой для Эм причине, Кей никогда не надоедало подтрунивать над Матушкой, рассуждая о том, каким образом та сможет все же однажды встретиться с Создателем. Матушка парировала все эти иронические выпады тем, что она, в отличие от некоторых, по крайней мере, с Ним встретится.

Теперь три старые подруги сидели за кухонным столом, на котором стояли тарелки с горячим гороховым супом и лежали ломти свежеиспеченного кукурузного хлеба. Он был настолько теплым, что сливочное масло тотчас же таяло и впитывалось в него. На кухне было тихо. Даже Генри смирно свернулся под столом, уповая на то, что ему все же перепадет какой-то аппетитный кусочек.

Десять минут спустя, когда приехал Гамаш, еда по-прежнему стояла на столе, остывшая, но нетронутая. Если бы старший инспектор, перед тем как зайти в дом, украдкой заглянул в боковое окно, он бы увидел сидящих за кухонным столом трех пожилых женщин, взявшихся за руки и погруженных в молитву, которой, казалось, не будет конца.

— Не бойтесь наследить, старший инспектор, — сказала Эм, заметив, как Гамаш с сомнением посмотрел на грязные мокрые отпечатки, которые сапоги оставляли на плиточном полу прихожей. — Мы с Генри постоянно разносим мокрый снег по всему дому.

Она кивнула на полугодовалого щенка немецкой овчарки, который выглядел так, как будто мог в любую минуту взорваться от распиравшей его изнутри энергии. Хорошее воспитание заставляло его сидеть на месте, но при этом он неистово вилял не только хвостом, но и всей задней частью. Гамаш подумал, что если бы пол был деревянным, то от такого трения мог бы легко воспламениться.

После официальной процедуры знакомства и произнесения всех приличествующих случаю извинений за прерванный обед Гамаш с Бювуаром сняли пальто, разулись и прошли на кухню. Там пахло классическим домашним канадским французским гороховым супом и свежевыпеченным хлебом.

— Намасте, — приветствовала их Матушка, сложив ладони лодочкой и слегка склонив голову.

— О господи! — закатила глаза Кей. — Начинается.

— Намасте? — переспросил Гамаш.

Бювуар ничему не удивлялся. По его мнению, от старой anglaise[49], одетой в какой-то балахон пурпурного цвета, можно было ожидать любой нелепости. Он сделал вид, что не заметил, как шеф с совершенно серьезным видом ответил на поклон.

— Это очень древнее, освященное веками приветствие, — пояснила Беатрис Мейер, приглаживая свою буйную рыжую шевелюру и бросая озабоченный взгляд в сторону Кей, которая подчеркнуто игнорировала подругу.

— Можно его погладить? — спросил Гамаш, кивая на Генри.

— На ваш страх и риск, месье. Он может зализать вас до смерти, — предупредила Эм.

— Скорее, утопить в слюнях, — поправила ее Кей, выходя из кухни и направляясь в глубь дома.

Гамаш опустился на колени и почесал Генри за ушами, которые напоминали два гордо поднятых паруса. Щенок моментально опрокинулся на спину и подставил живот. Старший инспектор с удовольствием почесал и его тоже.

После этого Эм проводила их в гостиную. В этом старинном доме ощущалась атмосфера гостеприимства и уюта. Казалось, что здесь, как у доброй бабушки из сказки, никогда не может произойти ничего плохого. Даже Бювуар постепенно расслабился. Впрочем, Гамаш подозревал, что любой человек почувствовал бы себя как дома в этом месте. И рядом с этой женщиной.

Усадив их в гостиной, Эмили Лонгпре вышла и через пару минут вернулась с двумя тарелками супа.

— У вас голодный вид, — улыбнулась она и снова исчезла на кухне.

Прежде чем Гамаш с Бювуаром успели что-либо возразить, они уже оказались сидящими перед очагом, а на раскладных столиках перед ними стояли тарелки с супом, над которыми поднимался аппетитный пар, и корзинка с ломтями теплого кукурузного хлеба. Хотя Гамаш понимал, что если быть до конца честным, то он, при желании, конечно, мог бы успеть остановить Эмили Лонгпре и не создавать лишнего беспокойства трем пожилым женщинам, но следовало признать, что хозяйка дома была совершенно права. Они действительно были голодны.

Поэтому получилось так, что, выслушивая ответы трех пожилых дам на свои вопросы, два офицера Сюртэ одновременно с аппетитом ели.

— Не могли бы вы рассказать, что именно произошло вчера? — спросил Бювуар у Кей. — Насколько я понимаю, вы были на матче по керлингу?

— Матушка как раз полностью очистила «дом», — начала Кей, и Бювуар тотчас же пожалел о том, что решил начать именно с нее. Абсолютная бессмысленность первой фразы не предвещала ничего хорошего.

Матушка как раз полностью очистила дом. Rien[50], полная околесица. Еще одна чокнутая англо-канадка. Хотя в данном случае этого следовало ожидать. Он с первого взгляда понял, что у этой старушенции не все дома. Закутанная в бесчисленные свитера и пледы, она напоминала бесформенный куль с грязным бельем, снабженный головой. Точнее, головкой. Очень маленькой и усохшей. Десять волосинок, уцелевших на морщинистом скальпе, стояли дыбом.

Она была похожа на какого-то особенно нелепого персонажа из «Маппет- шоу».

— Désolé, mais qu'est-ce que vous avez dit?[51] — решил он попытать счастья еще раз, уже по-французски.

— Матушка. Как. Раз. Полностью. Очистила. Дом, — отчетливо повторила пожилая женщина на удивление звучным голосом.

От Гамаша, внимательно наблюдавшего за происходящим, не укрылись улыбки, которыми быстро обменялись Эмили и Беатрис. В них не было ни злобы, ни ехидства. Скорее, они улыбались так, как обычно улыбаются люди, услышав старую и хорошо знакомую шутку.

— Простите, мадам, давайте выясним, правильно ли вы поняли мой вопрос. Вы говорите о матче по керлингу?

— Все ясно, — рассмеялась Кей. Это был хороший, добрый смех, и Бювуар сразу это понял по тому, как он преобразил лицо этой пожилой женщины, которое сразу перестало ему казаться подозрительным и неприятным. — Да. Хотите верьте, хотите нет, но я говорила именно о матче по керлингу. Матушка — это она. — С этими словами пожилая дама ткнула пальцем в сторону своей подруги в пурпурном балахоне.

Почему-то это совсем не удивило Бювуара. Эта «Матушка» ему сразу не понравилась. Какая нормальная женщина станет настаивать на том, чтобы ее называли Матушкой? Если, конечно, она не мать-настоятельница. Но, глядя на даму в пурпуре, Бювуар в этом сильно сомневался.