Книга Нефть - Марина Юденич

— Те рыли не ради идеи, а под дулами автоматов, — негромко и как-то неуверенно заметил Лемех.

— Прелестно! У него были люди с автоматами. У меня — нет. То есть есть, но не столько. И я не могу их использовать в этих целях. Но есть идеи, а вернее плебс, одурманенный ими, — почему бы не направить его безумную энергию в моих целях? То есть — в наших.

— Действительно, в наших.

— Слушай, не цепляйся к словам…

Они заговорили о чем-то своем, а я пошла к себе, удивляясь и не понимая, как это Мишка, еврей Мишка — с такой легкостью говорит о привлечении антисемитов, и исламистов, и еще черт знает кого. А главное — привлечении к чему? К добыче нефти? Тогда мы уже вовсю погрузились в нефтянку.

— И ты не спросила Лемеха.

— Нет. И знаешь почему: я поняла, что в этом споре — он побежден. А Леня не любит говорить о своих поражениях. Он скорее соврет. Соврет виртуозно. Может даже так, что я поверю. И останусь в неведении. А зачем? Я решила подождать и понаблюдать.

А потом мы взялись за проект «Будущее России». Ну, про него рассказывать не буду — все прочтешь. Я привезла программу, устав, брошюры, отчеты. В отчетах кое-что подчеркнуто красным — обрати внимание. Вкратце — довольно скоро я поняла, что мы воспитываем как бы две будущие России. Здесь уже без кавычек. Одну меньшую числом — но большую разумом, если можно так сказать. Либерально мыслящую, воспитанную на общепринятых европейских ценностях — словом, будущих европейцев, образованных не хуже, а порой и лучше самих европейцев, причем не ниже среднего класса, людей, уже сегодня в столь раннем возрасте интегрированных в мировую цивилизацию, ну и тому подобное. Эти дети, кстати, общались со многими нашими иностранными визитерами, им преподавали приглашенные из лучших университетов профессора, они надолго уезжали на практику и просто пожить в том, ином мире. Короче, полагаю, нет смысла продолжать. Все ясно.

— А вторая Россия?

— Не могу сказать, что она была обделена, по крайней мере, материально. Практически те же средства шли на диаметрально противоположную программу. Прежде всего идеологическую. Знаешь, если вкратце и слега притянув за волосы, то «православие, самодержавие, народность». И поездки — но совсем другого характера. И летние лагеря на Севере. И приглашенные преподаватели — тоже люди довольно известные, но — как ты понимаешь — отнюдь не либерализмом.

— Я поняла. Западники и славянофилы, как нам объяснили еще в школьные годы. Всегда было. И, видимо, всегда будет. Такая уж страна — на стыке двух культур. Не понимаю, что тебя пугает. Ну, кроме того, о чем ты говорила выше — о культе Лемеха, о примате корпоративного духа. Ну, так это ведь тоже история повсеместная, нравится она нам или нет. Японцы вон по утрам поют корпоративные гимны.

— Поначалу и я думала так же. Но потом… Знаешь, когда что-то открывается тебе не сразу, а урывками, кусочками, фрагментами, намеками, догадками — очень трудно рассказать это одним массивом.

— А ты и не рассказывай массивом — мы ведь никуда не спешим. Ну, что там за кусочек открылся тебе первым?

— Им исподволь прививают ненависть друг к другу.

— Кому, либералам и славянофилам?

— Да.

— Но, может, это просто дух здорового соперничества.

— Основанный на избиении, нанесении унизительных татуировок, насилии девочек.

— Но это уже криминал?

— Да. Ни одного потерпевшего и заявления в милицию — как ты понимаешь — ни одного. Зато несколько трупов за год — самоубийство, несчастные случаи.

И инструкторы из бывших «альфистов», и боевое оружие, и искусство вести себя в толпе. Я узнавала потом, специально преподавала целая группа бывших сотрудников КГБ. И наконец, мой милый мальчик-карьерист. Знаешь, о чем он меня попросил?

— О должности, как я понимаю, но вот о какой?

— Ты ведь, наверное, уж слышала о такой организации — ДЗНР.

— Движение за настоящую Россию?

— Да. Они еще называют себя Дозорами, присвоив чужое фэнтези. Он хочет возглавить.

— Но погоди — это же едва ли не скинхеды. Махровые националисты — уж точно. Они же громят рынки и убивают кавказцев.

— И кстати, яростно выступают против однополой любви. Жгут гейские клубы, да и лесбиянок не жалеют. Двоих недавно — целовались, видишь ли, в подъезде — облили бензином и заставили бежать по улице — спасли случайные прохожие.

— И он просит тебя о назначении? Иными словами…

— Это тоже будущее России. Уж не знаю, в кавычках или без. Он был настолько уверен, что я помогу, и еще в том, что Лемех в компании — главный, а Мишка его правая рука, что разоткровенничался и рассказал, что накануне, осенью лично Мишка дал ему прямое указание начать работу по созданию праворадикального молодежного движения. Собственно — фашистов. Задача — расшатать систему социального порядка, вызвать смуты, озвучить пропаганду фашизма, причем — якобы при поддержке Кремля. Была даже готова эмблема движения — дорожный знак «Остановка запрещена», чем-то напоминающий свастику. Одновременно либеральное крыло «Будущей России» — он знал это совершенно точно, должно было начать продвижение в обществе тезисов о свертывании Путиным либеральных ценностей и ликвидации по его приказу зачатков «гражданского общества».

И все это — одновременно с работой большой международной конференции по молодежным проектам переустройства мира, с огромным грантом — в полтора миллиона долларов, на который расщедрился Лемех.

— Но зачем, Лиза?

— Но зачем, Лиза? — спросила я себя. — И что ты думаешь, сделала в ответ?

— Пошла к Лемеху.

— Ты не умная, Машка. Ты такая же дура, как и я. Просто тебе повезло, и твой Кирилл погиб.

— Не надо, Лиза…

— Надо. Иначе — сейчас вот так же бегала бы по Москве, ожидая то ли пули в лоб, то ли мины — под машиной. Или не знаю — может, это только я так идиотски, по-советски воспитана. А ты спокойно отправилась бы шить платье первой леди для инаугурации. Главное — не забыть согласовать фасон с Лорой Буш. Чтобы вдруг не доставить неудовольствия хозяйке и не получить публичную отповедь.

На нас уже оборачиваются. Вдобавок настает мое время нацепить солнечные очки. Потому что я и теперь плачу, когда говорят о Кирилле, хотя прошло почти десять лет. Но это совсем другая история.

— И что же Лемех?

— Торжественно вручил мне документ.

— Тот, что теперь у меня?

— Да. Но только не насовсем, а прочесть. В его присутствии.

— И что же там?

— Он считает, что это план прогрессивного переустройства России.

— А ты?

— Думаю, что речь идет о государственном перевороте.

1995 ГОД. ВАШИНГТОН

Дон Сазерленд был грубоват, несмотря на гарвардский диплом и женитьбу на женщине, чьи предки — как принято говорить — прибыли к берегам Америки на Мейфлауэре.