Книга Город Пустых. Побег из дома странных детей - Рэнсом Риггз

— Не смотри на меня так, — прервал он ход моих мыслей.

Я и не догадывался, что смотрю на него каким-то особенным образом.

— Как?

— Как будто ты за меня переживаешь.

— Я не переживаю, — возразил я.

Но это было неправдой.

Миллард встал с дивана, снял пальто и исчез. После этого я еще долго его не видел.

* * *

Часы тянулись медленно, и дети занимали их тем, что рассказывали друг другу истории. В основном это были истории о знаменитых странных людях и о мисс Сапсан в те волнующие первые дни существования ее петли. Постепенно они переключились на свои собственные истории. Некоторые из них я уже слышал — например, историю о том, как Енох воскрешал мертвецов в похоронном бюро своего отца, или как Бронвин в нежном десятилетнем возрасте совершенно нечаянно сломала шею своему отчиму-дебоширу. Но некоторых рассказов я еще не слышал. Потому как, несмотря на то что эти дети были довольно старыми, в воспоминания они ударялись редко.

Гораций начал видеть свои сны, когда ему было всего шесть лет. Но только два года спустя он осознал, что они пророческие или что-то в этом роде. Однажды ночью он увидел сон о катастрофе «Луизитании», а на следующий день услышал сообщение о гибели судна в выпуске новостей по радио. Хью с юного возраста любил мед больше любой другой еды, а когда ему было пять лет, он начал поедать и соты, причем так жадно, что, впервые проглотив пчелу, даже не заметил этого, пока не почувствовал, как она жужжит у него в желудке.

— Мне показалось, что она совершенно ничего не имеет против того, чтобы там пожить, — сообщил Хью, — поэтому я просто пожал плечами и продолжил есть соты с медом. Очень скоро во мне поселился целый рой.

Когда пчелам необходимо было заняться опылением, он разыскивал для них цветущее поле. Именно так он и нашел Фиону, которая спала среди цветов.

Хью поведал нам и ее историю. Фиона была беженкой из Ирландии. Во время голода 1840-го года она выращивала еду для жителей своей деревни, пока ее не обвинили в колдовстве и не выгнали. Все это Хью сумел выяснить из тонкого, невербального общения с Фионой, которая, по его словам, не говорила не потому, что не могла, но потому, что «то, чему она стала свидетелем во время голода, было настолько ужасно, что похитило ее голос».

Настала очередь Эммы, которая не проявила ни малейшего желания рассказывать свою историю.

— Но почему? — заныла Оливия. — Эмма, расскажи нам, как и когда ты узнала, что ты странная.

— Это все было так давно, что уже не имеет никакого значения, — отмахнулась Эмма. — А нам сейчас важнее думать о будущем, а не о прошлом.

— Кто-то ведет себя, как вредина, — проворчала Оливия.

Эмма встала и снова ушла в дальний конец вагона, где ее никто не мог побеспокоить. Я выждал пару минут, чтобы у нее не возникло ощущения, что ее преследуют, а потом подошел и сел рядом с ней. При виде меня она закрылась газетой и сделала вид, что читает.

— Потому, что я не хочу об этом говорить, вот почему! — произнесла она из-за газеты.

— Я ни о чем тебя не спрашивал.

— Я знаю, но ты собирался это сделать, так что я избавила тебя от этой необходимости.

— Чтобы все было по-честному, я сначала расскажу тебе кое-что о себе.

Это ее заинтриговало, и над краем газеты показались ее глаза.

— Разве есть что-то, чего я о тебе не знаю?

— Ха, ты вообще ничего обо мне не знаешь, — ответил я.

— Ну хорошо, тогда сообщи мне три факта, которых я о тебе не знаю. Но только мрачные тайны, пожалуйста. Я тебя слушаю.

Я принялся ломать голову в поисках любопытных фактов о себе, но сумел вспомнить только те, рассказывать о которых мне было стыдно.

— Вот тебе первый факт. Когда я был маленьким, я очень болезненно реагировал на насилие по телевизору. Я не понимал, что все это не настоящее. Даже если это был всего лишь мультик о том, как мышь бьет кота, я пугался и начинал плакать.

Ее газета снова поползла вниз.

— Бедняжка! — протянула она. — Зато теперь ты пронзаешь глаза отвратительных монстров!

— Второй факт, — продолжал я. — Я родился на Хэллоуин, и, пока мне не исполнилось восемь лет, родители убеждали меня в том, что конфеты, которыми меня угощали люди, когда я стучал им в дверь, на самом деле являются подарками на день рождения.

— Гм-м-м, — ответила Эмма, опуская газету еще ниже. — Этот секрет трудно назвать темным и мрачным. Но ты продолжай.

— Третий факт. Когда мы с тобой познакомились, я был убежден, что ты перережешь мне горло. Но как бы страшно мне ни было, тихий внутренний голос шептал: Если это лицо станет последним, что ты увидишь в этой жизни, по крайней мере, оно красивое.

Она уронила газету на колени.

— Джейкоб, это… — Она посмотрела на пол, затем в окно, после чего снова перевела взгляд на меня. — Как это мило с твоей стороны.

— Это правда, — кивнул я и скользнул ладонью по сиденью, накрыв ее пальцы. — Ну хорошо, теперь твоя очередь.

— Пойми, я ничего не пытаюсь от тебя скрыть. Просто эти заплесневелые истории заставляют меня снова ощутить себя десятилетней девочкой, которую никто в мире не любит. Это ощущение никогда меня не покидает, сколько бы волшебных летних дней ни отделяло меня от тех событий.

Спустя столько лет ее обида все еще была свежа. Она слышалась в ее голосе и светилась в ее глазах.

— Я хочу тебя узнать, — настаивал я. — Кто ты, откуда ты. Вот и все.

Она смущенно заерзала на диване.

— Я никогда не рассказывала тебе о своих родителях?

— Все, что мне известно, я узнал от Голана той ночью в леднике. Он сказал, что тебя отдали артистам бродячего цирка.

— Это было не совсем так. — Она сползла вниз по сиденью, а ее голос понизился до шепота. — Думаю, что тебе лучше узнать правду, чем верить всяким слухам и домыслам. Так что слушай.

Мои способности начали проявляться, когда мне было десять лет. Я постоянно поджигала свою постель во сне, пока родители не забрали у меня все простыни и не заставили спать на голой металлической кровати в голой комнате, где не осталось ни одного воспламеняющегося предмета. Они считали меня пироманьяком и лгуньей. И то, что сама я ни разу не обожглась, убеждало их в собственной правоте. Но я не моглаобжечься, хотя тогда и сама этого не знала. Мне было десять лет, и я вообще ничего ни о чем не знала! Это очень страшно, когда тебе десять лет и у тебя проявляются способности, которых ты не понимаешь. Хотя подобный страх испытывают практически все странные дети, потому что лишь немногие из нас рождаются у странных родителей.

— Могу себе представить, — кивнул я.

— Вот и представь себе, что еще вчера я была простой, как рисовый пудинг, а сегодня вдруг ощутила странный зуд в ладонях. Они покраснели и распухли. И стали горячими… такими горячими, что я прибежала в продуктовую лавку и погрузила руки в корыто с мороженой треской! Когда рыба начала оттаивать и дурно пахнуть, лавочник меня прогнал и потребовал, чтобы моя мама заплатила за все, что я испортила. К этому времени мои ладони горели. Ото льда мне стало еще хуже! В конце концов они загорелись, и я полностью уверилась в том, что сошла с ума.