Книга Прорыв - Вячеслав Шалыгин

Если входить в село по прилично сохранившейся улице 1 Мая, через двести метров начиналось царство слабо изученных аномалий. А если пытаться войти по другим улицам, то неприятности встречались еще раньше, уже на стартовой стометровке. По слухам, в лабиринте нестабильных участков имелись проходы и островки нормальной территории – церковь с двумя серыми куполами, школа, детский сад, крупный супермаркет и несколько трехэтажек, но как туда пробраться, знали только местные.

Единственным полностью доступным гостям объектом была больница. На огороженной территории располагался красивый когда-то парк и комплекс из трех многоэтажных корпусов и хозблока. Располагалась больница рядом с бывшей федеральной трассой, то есть не глубже упомянутых двухсот метров по заветной улице 1 Мая. Еще относительно спокойным местечком считалась территория автобазы неподалеку от больницы. Там наблюдались только мигрирующие электрические аномалии, да и то редко, поэтому путники останавливались либо на первой, либо на второй площадке. Или топали дальше, до следующего места привала в Ольховатке или в Бобровых Дворах, если двигаться на север, или в Кочках, если идти на юг.

Кстати сказать, те места были поспокойнее Скородного во всех отношениях, но если уж там заваривалась каша, дело непременно смачивалось кровью. Очень мало было укрытий и надежных, замаскированных путей отхода из тех мест. А вот в Скородном удобно было маневрировать и прятаться даже на узкой ленте окраины. Корпуса больницы, гараж и ряды брошенных ржавых машин на территории автобазы, несколько частных домов с захламленными дворами и четыре полуразрушенные трехэтажки создавали вполне приличную площадку не только для городского боя, но и для того, чтобы разминуться с противником по-тихому. Главное было не увлечься маневрами и случайно не свернуть на улицу Молодежная.

Именно те, кому по разным причинам пришлось это сделать, и рассказывали байки о множестве аномальных явлений и запутанной системе выходов из населенного пункта. Просто сдать назад «попаданцы» не могли. В самом начале улицы Молодежной постоянно висела первая из уникальных скороднинских аномалий, «ниппель». Ничего вроде бы страшного, колеблющееся марево, как в жаркий день над асфальтом, но пройти сквозь нее можно было лишь в одну сторону. Обратное движение прерывалось невидимой, но непреодолимой преградой. Вот и приходилось «залетным» искать выход, разбредаясь по Скородному.

Кто выживал, обычно выходил по маршруту «церковь – улица Советская – дорога на Телешовку – автобаза». Круг получался неслабый, но иначе было никак. Все, кто пытался прорваться по другим маршрутам, либо попадали в аномалии, либо сталкивались с местными жителями, стрелявшими быстро и точно, либо просто исчезали. Каким образом, куда, почему, оставалось в этом случае загадкой.

Бондарев не собирался углубляться в Скородное и даже не планировал отдыхать на его окраине, но все-таки направился к главному корпусу больницы. Он не надеялся найти в давно разграбленном здании что-то полезное, майору просто требовалась господствующая высота, чтобы оценить обстановку. Крыша пятиэтажного здания советской постройки вполне для этого годилась.

Артем понял замысел Бондарева сразу и заметно оживился.

– Мы там все облазали, – заявил скаут. – Надо по правой лестнице подниматься. Другая выше третьего этажа обвалилась. Но заходить лучше через аптеку, это в левом крыле с обратной стороны.

– Так все заходят?

– Ну да.

– А другой вход имеется?

– Даже два. Центральный и черный, через столовку. Только там полы провалились. На кухне еще остались балки, а в этом… в холле вообще дыра по всей площади.

– Выберем среднее арифметическое, – решил майор. – Веди через кухню.

– Понял, – Артем перехватил автомат поудобнее и немного ссутулился, будто бы уже вышел на позицию для атаки противника, который засел в закоулках больницы.

Внутри здания ничего примечательного не было уже давно, и все-таки гости внимательно смотрели по сторонам. Артему было проще, он мог сравнивать, как было и как стало, но главное заметил все-таки Бондарев. Когда напарники прошли по балкам в провалившейся к чертям кухне и очутились в столовой, майор вдруг затормозил и тронул скаута за плечо. Артем проследил за взглядом Бондарева. Майор уставился на стену между выходящими на шоссе окнами. На уцелевшем участке штукатурки чернела нарисованная сажей метровая «галочка», перечеркнутая зигзагом или стандартным обозначением молнии – как на табличках «не влезай – убьет». Благодаря размерам и контрастности рисунок был хорошо виден даже в утренних сумерках.

Бондарев подошел к знаку, взял на палец сажи, растер и бросил задумчивый взгляд на ближайшее окно. За ним пока клубился туман, а вдалеке, у закрывающего горизонт Леса, висела предрассветная мгла. Первые лучи восходящего солнца пока не дотянулись до западной части горизонта.

Майор не спешил связывать увиденный знак с текущими событиями, хотя повод для этого имелся. Несложно было вспомнить, что такой же знак красовался на контейнере с СЦА, исчезнувшем неделю назад где-то к западу от места дислокации Бондарева. Не факт, что здесь существовала прямая связь, но зацепка была. Контейнер с загадочным знаком появился в Старом Осколе, затем переместился в Черновку – кстати, почти через Скородное – и ушел дальше на запад. За что тут было уцепиться? Хотя бы за то, что СЦА был одним из крючков с наживкой, на которую клюнул штаб Армии, а значит, он имел реальную ценность. И эта ценность должна была заключаться не только в его силе, но и в его редкости. Иначе штабные не стали бы суетиться, а пошли, да и купили бы похожий артефакт на ближайшем рынке; денег у Армии достаточно для любых покупок. Однако штаб клюнул, значит, вещь и впрямь была редкая, народу малоизвестная, почти секретная. И вдруг условное обозначение этой секретной штуковины кто-то малюет на стене, словно символ «Спартака» или еще какой-то популярный знак!

Именно этот странный момент и являлся спицей, на которую легко нанизывались все прочие факты. Эта спица, в свою очередь, служила чем-то вроде «вектора интересов», направленного из Старого Оскола на юг. И кроме множества странных фактов, совпадений и провокаций, на эту условную спицу было нанизано еще и некое секретное знание, умение либо какая-то скрытая способность Бондарева. И, возможно, его расстройство памяти. Ведь он мог видеть, но не узнавать этот секретный знак.

«Накручиваю? Возможно. Но почему тогда взгляд сразу же зацепился за этот символ на стене? Мало ли тут других художеств?»

Бондарев оглянулся. Каракуль, рисунков и прочих элементов народного творчества на стенах было, как на руинах Рейхстага, полным-полно. Да, перечеркнутая буква выглядела свежее прочих, но явно не бросалась в глаза. Почему же майор сразу ее заметил? «Жамэвю» дало трещину? Не узнал, но почувствовал, что дело нечисто? Или просто сопоставил с рисунком на контейнере и поэтому зацепился?

Бондарев повертел мысль так и этак, но никаких особых ассоциаций со значком не возникло. Мог ли видеть его раньше? Не слышать о нем, а именно видеть. Запросто. И если бы с ним было связано хоть что-то более-менее интересное, запомнил бы обязательно и вспомнил бы еще, когда допрашивал Котова. Значит, либо не было никакой интересной связи, либо… видел его до блокировки памяти, а потому теперь «не узнавал», не связывал с ним ничего конкретного. Где видел? Например, в своем потерянном бункере. Чем не вариант?