Книга Face-to-face - Галина Тер-Микаэлян

— Да, конечно, — неопределенным тоном ответил ей отец, поскольку слышал в ее голосе явный подвох, но не знал, что в таких случаях говорят ехидной дочери-подростку.

— Ну, тогда я буду жить у тети Халиды, потому что там у нее есть телевизор.

У Халиды был не один телевизор, а целых два — старенький «Старт», еще прилично работавший, и новый «Рубин», который Рустэм Гаджиев перед самым приездом дочери и внуков из Москвы купил для них в Тбилиси. Вместе с телевизором он привез огромное трехстворчатое трюмо резной работы — ему хотелось хоть ненадолго чем-то отвлечь свою любимую девочку от тяжелых мыслей. Халида же по приезде была в столь подавленном состоянии, что даже не сразу заметила появление в доме отцовских подарков и потом долго чувствовала себя виноватой, вспоминая разочарованное выражение его лица. Поэтому при нем она старалась чаще подходить к трюмо, делая вид, что поправляет прическу или что-то из одежды. А потом, на удивление всем, перед зеркальными створками полюбил вертеться десятилетний Тимур.

— Джигит не должен смотреть на себя в зеркало, — сурово сказала Фируза, застав однажды внука за этим неподобающим мужчине занятием.

— А что должен делать джигит? — немедленно спросила шестилетняя Диана.

— Побеждать врагов и никого не бояться. Даже если Синий олень встанет на вершине горы, чтобы возвестить о конце мира, мужчина должен сохранять в сердце мужество. Ибо душа мужчины — его отвага и честь. Душа же женщины — ее лицо, поэтому женщины и любят смотреть на свое отражение.

— Тима — девчонка, — весело хихикнула Лиза, и Диана тут же подхватила:

— Тимка — девчонка! Тимка — девчонка!

Брат насупился и погрозил сестренкам кулаком, но они, отбежав под защиту бабушки, продолжали смеяться, а потом дружно высунули свои розовые язычки. После этого случая он подходил к зеркалу, только если рядом никого не было. Таня, случайно заглянув однажды в комнату, увидела, как мальчик сдвигает и раздвигает зеркальные створки.

— Ты что это делаешь? — удивленно спросила она.

Тимур вздрогнул, покраснел, но лицо девочки было таким спокойным и невозмутимым, что он неожиданно решил ей объяснить:

— Интересно, посмотри — я, потом снова я, потом опять я, и так далеко-далеко. И сколько раз так будет меня? Я все считаю и не могу сосчитать.

Таня, подойдя, тоже посмотрела на свое отражение и осталась довольна — за две недели, проведенные в совхозе, кожа ее приобрела тот бронзовый оттенок, какой дает лишь горное солнце, и лицо уже не казалось бесцветным. Вот только брови и ресницы были слишком светлыми, но это легко можно было исправить. Вытащив из потайного кармана карандаш для бровей, она подкрасила брови, потом слегка подрисовала уголки глаз и придирчиво оглядела себя со всех сторон.

Осмотр ее удовлетворил — смотревшая из зеркала девчонка была высокая, тоненькая, с еще сохранившейся модной стрижкой, сделанной перед отъездом из Ленинграда, и загадочными глазами египтянки на смуглом от загара лице. Таня решила, что похожа на инопланетянку из фантастического фильма, который они с Машей недавно смотрели в кинотеатре «Колизей».

«Если б еще волосы покрасить в белый цвет — вообще был бы класс. Жалко, Славка не видит. А что, подойти с утра к старой школе — привет, как поживаешь? Только надо сразу, как приедем, а то загар очень быстро сходит. Жалко — ходить бы весь год загорелой».

От мысли, что кожа ее не может весь год хранить этот прекрасный бронзовый оттенок, Таня слегка опечалилась, а Тимур, с открытым ртом наблюдавший, как она производит свои манипуляции с наведением марафета, наконец, не выдержал:

— Ну? Посчитала?

— Что? — думая о своем, Таня равнодушно посмотрела на него загадочным взглядом Клеопатры.

— Сколько их в зеркале?

— Ты, как маленький, — строго произнесла она, — это же отражение. Его невозможно посчитать, оно отражается во втором зеркале, потом опять отражается и так до бесконечности.

— У нас дома на фотоаппарате есть бесконечность, — печально проговорил Тимур, — это такая восьмерка, она на боку лежит, мне папа объяснил — раньше, когда он еще жил с нами. Ты не знаешь, мой папа вернется когда-нибудь?

В своей семье Муромцевы не делали тайны из смерти Юрия. Перед отъездом родители долго и пространно объясняли Тане, что Халиде и ее детям пока нельзя об этом знать, а она молча слушала, и лицо ее было непроницаемым. Теперь она не ответила брату на его вопрос, а лишь сказала:

— Пойдем на улицу? Ракетками помашем, пока не жарко.

Обрадовавшись, он побежал за ракетками для бадминтона, но едва они успели начать игру, как пришла Наталья, весело сказала:

— Играете? Молодцы. Тимка, дай, я тебя поцелую, — она чмокнула племянника в щеку, повернулась к дочери и нахмурилась: — Ты на кого похожа? Немедленно умой лицо!

— Почему? — невозмутимо спросила Таня. Она стояла, опустив руку с ракеткой, и спокойно смотрела на мать. — Ты тоже подводишь глаза и губы красишь.

— Не сравнивай меня с собой! — вспылила Наталья. — Ты позоришь и меня, и отца, и тетю Халиду — что подумают о нас люди? Ты видела здесь хоть одну девочку твоего возраста с накрашенными глазами и бровями?

— Здесь у всех и так черные брови и ресницы, зачем им краситься? А мне надо.

— Ничего тебе не надо! А ну, быстро — под умывальник и вымой лицо с мылом.

— Не хочу.

Тимур, переминаясь с ноги на ногу, с интересом ждал, чем окончится этот спор. Однако в этот момент на тропинке, ведущей к дому, показалась Фируза, которая легко несла на плече огромный бидон с молоком, казалось, не чувствуя его тяжести. По обе стороны от нее бежали Лиза с Дианой, и у каждой в руке было по маленькой корзиночке, наполненной инжиром. Наталья, не желая при Фирузе выяснять отношения с дочерью, тихо, но угрожающе предупредила:

— Подожди, я с тобой еще поговорю! — с этими словами она повернулась к подходившей Фирузе и сделала любезное лицо: — Здравствуйте. Лиза, Дианка, зайчики мои!

Девочки подбежали к тетке, показывая свои корзиночки:

— Тетя Наташа, смотри, сколько мы собрали!

Халида, выглянув в окно, негромко позвала всех обедать. Девочки, отдав свои корзиночки Наталье, отправились мыть испачканные землей руки. Таня демонстративно не стала умываться — так и села за стол с подчерненными бровями и глазами, подведенными а ля Клеопатра. При этом она, по-видимому, не испытывала ни капли смущения и с таким аппетитом уплетала сочные хинкали, что Наталья рассердилась и решила пойти на крайнюю меру — в ближайшее время делать вид, что дочь для нее не существует. Пусть одумается. Нарочито скользнув взглядом по Тане, как по пустому месту, она обратилась к Фирузе:

— Вы с такой легкостью несли на плече этот бидон — как струнка, даже не согнулись. Я думала он почти пустой, а сейчас на кухне стала наливать молоко в кувшин — с трудом оторвала его от земли. Как вы так можете? Ведь большая нагрузка на позвоночный столб!