Книга Намерение! - Любко Дереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гоца молчала.
– Ты вправду… так? – спросила она сдавленно.
– Да! Просто нам нужен толчок, мощный эмоциональный стресс, который сделает нас легче, мягче. Поэтому я предлагаю такой радикальный подход. Это в стиле кунг-фу, три удара – и ты уже ступаешь на новую землю. Ты переменишься моментально, обещаю тебе. Два дня – и ты будешь видеть, как светятся глаза. Пару недель – и ты начнешь чувствовать, как ветвится время прямо у тебя из-под ногтей. Ты почувствуешь место, которым ты приклеена к вечности. – Я похлопал себя по затылку, показывая, где именно.
Она вбирала взглядом каждый мой жест. Под таким плотным вниманием я чувствовал себя совершенно голым:
– Гоца, сердце мое, я говорю все это на полном серьезе. Я отвечаю сейчас за каждое сказанное слово, – я показал ей открытую ладонь. – Достаточно будет одного месяца, чтобы ты на собственном теле ощутила, НАСКОЛЬКО ГЛУБОКА ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. А относительно смерти… то разве это не чудесный перформанс для истинного художника? Это даже больше, чем искусство. Это – Жест жизни, спонтанный и освобождающий! Жест не для людей, а для мира. Разве не это ты имела в виду, когда хотела исчезнуть для всех? Встретить что-то новое?
– Это, – насилу сглотнула она и заложила прядь за ухо.
Какое выразительное лицо. Какие свежие губки. Как я хотел ее. Я сгорал от этого тяжкого пламени. Не удержался и взял Гоцу за руку, но Гоца выдернула ее и сама отстранилась. Автоматически, не контролируя себя.
Она испугалась.Я понял, что запорол миссию. Она испугалась, я это почувствовал.
Чтобы скрыть это шокирующее неудобство, Гоца закурила. С сигаретой в руке с ней произошла метаморфоза. Она стала собранной, деловой.
– Я приду к тебе через четыре дня. Я подготовлю почву для того, о чем ты говоришь. Набросаю план, – сказала она, глядя мне прямо в переносицу. Ее голос чуть слышно дрожал. Вокруг глаз закручивался зеленовато-золотистый дымок.
– Я должна сейчас бежать. Все, чмоки, – она встала из-за стола, поспешно, опрокинув пустые рюмки, рассыпая окурки из пепельницы. Я сжал ее руку – слишком сильно, схватился за нее в немом отчаянии… и на этот раз она ответила взаимностью. В короткое пожатие она вложила все тепло, что могла подарить. Это пожатие было прощанием… Болезненное, бессловесное расставание с умирающим – она сочувствовала мне. Но ничем помочь со своего расстояния не могла.Мы вдруг оказались очень далеко друг от друга, и прикосновение лишь подтвердило это. Наши руки разъединились, и, сам не знаю откуда, на меня налетел целый шквал эмоций. Я почувствовал: игра окончена. Все пропало. Все пропало.
Гоца улыбнулась – погладила меня по щеке – и нежно поцеловала на прощание. И я поцеловал Гоцу… и еще раз поцеловал бы, но ей пора бежать. Вымучиваю улыбку. Не смотрю вслед, потому что на глаза набежали слезы.
Ну вот, я так мечтал поплакать.
16Плейлист на медиаплеере компьютера перешел от Армстронга «Let my people go» к Полю Мориа «El Condor Pasa». Первые же аккорды вызвали у меня гримасу боли.
El Condor Pasa. Полет кондора. Я отвернулся на табуретке к стене и тихо заплакал. Но все мои слезы отныне – только дождевая вода.
Полет кондора. Обильные дожди полощут зеленые холмы. Огромное, серое, открытое небоЧто-то во мне не выдерживает, и я давлюсь слезами – и я молюсь:
дайте, дайте мне неба хмурого, дайте музыки среди запахов, чтоб лететь в лавинах дождя словно кондор словно звуки флояры,
дайте Духа мне, Духа дайте, пусть не покинет меня ни днем
ни ночью
дайте сухожилия на ремни
чтоб не порвало грудь от отчаяния
дайте стойкости вынести этот болезненный полет до последней ноты
прошу – стойкости до последней ноты
что прозвучит где-то там далеко в холодном небе
откуда льются дожди
которые идут
не для нас.1
Невольно мы стали марионетками в игре чего-то большего, чем мы, – в такой игре, где вырисовывались совсем другие горизонты, чем те, что мы планировали увидеть. Горизонты до тошноты тревожные. Ибо реальные, а не надуманные.
Когда собираешься сотворить со своей жизнью что-то настолько масштабное, да еще и вот так сгоряча, то обращаешь на себя внимание сил, у которых ты пробуешь отобрать работу, – а они, чтоб ты знал, за свою работу ответственны.
2
Гоца не приходила. Я начал волноваться, не случилось ли чего-нибудь. Мобильный она охотно отключала и раньше, боясь плохих звонков. Трижды я заглядывал к ней в ателье, но никто не открывал. Мне показалось, за дверью все-таки кто-то был.
3
Прошли четыре дня, тяжелых, словно рваные раны. На пятый день, в понедельник, повар Михась послал меня за сырниками к частному предпринимателю Зайцу В. П. в район ул. Гуцульской. Когда я проходил заваленный снегом Рынок, мне показалось, как в ворота возле забегаловки «Синяя фляжка» прошмыгнула знакомая фигурка.
Показалось, будто Гоца даже успела меня заметить.
Я кинулся к воротам, но там никого не было.
Прошелся двориком до самой кофейни, заглянул внутрь – нет. Привиделось-таки. Разве что…
Заглянул в соседнюю с забегаловкой дверь. Гоца присела за лестницей, сжавшись, втиснувшись в стену. Прячась от меня.
Немая сцена.
– Я тебя нашел.
Она начала плакать. Ничего не понимая, я попробовал ее обнять – она оттолкнула. Снова попробовал, но на сей раз она меня двинула в живот, и я согнулся пополам. Гоца побежала по лестнице. Я бросился следом.
Наше преследование продолжалось до самого чердака. Гоца метнулась к его двери, но она была заперта, в точности как тогда – в ночь первого знакомства с домами.
Я снова попробовал приблизиться к ней и получил удар ногтями по щеке. Со второй попытки поймал ее. Не контролируя себя, заломил руку за спину. Гоца споткнулась и едва не упала со ступеньки, повиснув на заломленной руке. Я увидел на ее лице гримасу боли и немедленно отпустил. Она снова бросилась на меня – зверь, а не девушка! – и я снова ее схватил. Прижал крепче к себе, обвив ее же собственными руками, как веревками. Тяжело дышит.
– Ну, трахни, трахни же меня наконец! – простонала она.
Содрал с нее слаксы вместе с трусами. Расстегнул молнию и, пригнув ее, вошел сзади резко и сильно. Гоца вскрикнула от боли и подалась мне навстречу. С шумом взлетели голуби, что подстерегали на балконе. Она была горячая и сухая, и эти три движения, которые мы сделали навстречу друг другу, были такими же болезненными, как гвозди в ранах Христовых. Я изошел на нее росою мученика и почувствовал, как вся моя сила, благодаря которой вращалось колесо ситуации, излилась на ее трусы.
