Книга Рассказы из правого ботинка - Александр Рудазов

А значит, дело куда серьезнее… Да еще и Вера явно замечает его, Прокопа, присутствие. Домовой следил несколько дней и начал подмечать несомненную закономерность – в присутствии девочки непонятные явления усиливаются, в отсутствие – ослабевают. Случайность? Вряд ли.

Что-то не так с девчонкой, что-то сильно не так… Только вот что? Старый домовой ломал голову несколько дней, но так ничего путного и не придумал. Нет, самому Прокопу такую задачку не решить. Значит, надо посоветоваться с кем-то, кто в этих делах кумекает.

Он попробовал было спросить совета у Веньки – думал, молодежь что путного подскажет. Но тот только понес нечленораздельную чушь, мало отличающуюся от площадной ругани, и пообещал спросить совета на некоем «ру-витч». Что это за подозрительная штука с нерусским названием – не объяснил.

Нет, на Веньку надежды мало, нужен кто поумнее. И следующей же ночью старый домовой отправился в гости к лучшему специалисту в городе. На пересечение Партизанской и Лунной – туда, где расположено Городское кладбище. Его Хозяин при жизни был знатным ведуном – кто ж еще поможет, как не он?

Ночка выпала на новолуние. Небо заволокло тучами, скрыв звезды. Стоит гробовая тишина, нарушаемая только отдаленным воем – какой-то голодный пес. Прокоп опасливо побрел между могил, стараясь ступать как можно осторожнее – вчера выпал первый снег, прикрыв грязь, и за домовым протянулась аккуратная цепочка следов. Не ровен час кто-нибудь из Большаков заметит неладное…

На каждом кладбище есть свой Хозяин. Как правило – тот, кого похоронили здесь самым первым. Не исключение и самарские – на Безымянском, Рубежном и Южном кладбищах тоже живут беспокойные мертвяки, приглядывающие за порядком. Но там Хозяева самые обычные мужики (а на Южном так вовсе Хозяйка).

Зато вот здесь, на Городском, первым захоронили самого настоящего колдуна. Звали его Григорьевым. Демьян Федорович Григорьев. Уж и могилки-то его нету, сгнила давно, а Григорьев все здесь, за порядком приглядывает. Время от времени в свеженький гробик перебирается – чтоб, значит, все цивильно было. Куда прежних постояльцев девает – не сказывает.

Последнюю пару лет Хозяин Кладбища обретается под новехонькой плитой красного гранита. Похоронили здесь в свое время какого-то важного барина – кажись, машинами торговал. Родственники не поскупились – устроили похороны по первому классу.

Григорьеву понравилось.

Прокоп несколько минут от души молотил по надгробию, силясь достучаться до дремлющего мертвеца. И в конце концов достучался – из земли показалась тощая кисть, почти лишенная кожи, за ней последовал рваный рукав, а потом высунулся и голый череп со свисающими клочками седых волос. Григорьев вылетел наружу, несколько секунд повисел неподвижно, а потом плавно опустился, как бы «садясь» на плиту. Пушистая седая бородища всколыхнулась, желтые зубы трупообразного призрака обнажились в кривой ухмылке.

– Ждорово, Прокоп, – прошамкал Хозяин Кладбища. – Чего шреди ночи жаявился? Дело какое, аль так – шкушно штало, поболтать не ш кем?

– Дело есть, дедушка, – закивал домовой.

– Хех-хе-хех! Прокоп, да какой ж я тебе дедушка? Ты ж меня, дай бог памяти, ража так в четыре поштарше будешь! Хех-хех! Ну ладно, говори уже – жачем пришел-то? Холодно тут, жябко… Ноябрь, што ли, уже?

– Первое ноября, – кивнул Прокоп.

– Ишь, как время-то летит… А пошледний раж вылежал – ишшо тока шентябрь был… Бр-р-р, холодина…

На самом деле Григорьев, конечно, холода не чувствует. Да и что вообще может чувствовать неупокоенный дух? Просто он до сих пор сохранил старые привычки – зимой жаловался на мороз, летом на жару, в дождь ворчал, что мокро, а в туман – что ничего не видно.

Хотя вот тут он как раз не привирал.

Рассказ Прокопа Григорьев выслушал со всем вниманием. Однако с решением у Хозяина Кладбища вышла заминка.

– Шложное это дело, шложное… – смущенно шамкал призрак. – Что же делать-то, что же делать…

– А может, просто… – с намеком повертел пальцами Прокоп.

– Нет, вот этого как раж не надо! – строго глянул на него Григорьев. – Как бы хуже не штало… Дай-ка подумать… Аха… уху… хм-м-м… хм-м-м…

Демьян Федорович раздумывал довольно долго. Уж и Прокоп начал зябко переминаться с ноги на ногу – домовому у печки привычнее, холодов этот народец не уважает. А Хозяин Кладбища все думал. В конце концов он поднял палец и важно прошамкал:

– Мышлю, бесы тут замешаны. Не жнаешь – до того, как эта карусель началась, у девчонки из родни никто не помирал?

– Не слышал, надо поразузнать… – почесал в затылке Прокоп. – А что?

– Ну, шлышал небось – шильный колдун перед шмертью должон кому-то шилу отдать, а то помирать шибко тяжко будет…

– А ты кому ж отдал?

– Хех! Хех-хех! То-то и оно, што никому! Потому до ших пор ждесь! Шильный колдун швоей шмертью умереть вообще не может – ешли не прибьет никто, так и будет мучаться, а от штарости все одно не шдохнет! А ешли вше ж ждохнет – так прижраком штанет, аль еще похуже чем…

– Ну так это перед смертью, в старости… А Верке всего семь лет – рано ей еще…

– Так то-то и оно! – раздраженно поморщился Хозяин Кладбища. – Рано ей еще! И вот ешли какой-нибудь колдун ей так шилу передал… вот она может именно так и проявляться! В виде бесов шкачущих! Шами шобой пакошти творятся, против ее воли!

– Ишь оно как… А делать-то чего, делать?

– Делать… – проворчал Григорьев. – Ну, в первую голову надо выяшнить доподлинно – так ли дело обштоит, или я ошибся где!

– И как выяснить?

– Да шо ты меня подгоняешь?! – рассердился ведун-призрак. – Я тебе, чай, не лошадь ижвожная, имей терпение!

Хозяин Кладбища погладил пушистую бороду, поплавал вокруг своего надгробия (хотя написано там было «Аркадий Степанович Бородин»), а потом снова поднял палец и важно сказал:

– Надо мне шамому вжглянуть! Уж я-то ш первого вжгляду шкажу – кем девка поморочена! И как ее от этого ижбавить!

– Оно, конечно, здорово… – не стал отрицать Прокоп. – Только Демьян Федорыч… ты ж с этого кладбища никуда уйти не можешь… Может, фотографию принести?

– Не. Фотография не пойдет. Живую надо… Хм-м-м… А может, доставишь мне сюда девчонку как-нибудь?

– Да как же я ее доставлю, Демьян Федорыч? В мешке, что ли, притащу?

Хозяин Кладбища сердито засопел. Он еще немного поплавал вокруг надгробия, раздумчиво бормоча:

– Можно, конечно, Никишку с Ираклием отправить за ней, да только больно уж они…

– Не надо, Демьян Федорыч, не надо! – взмолился Прокоп.

Никифор Усачев и Ираклий Гудков, о которых говорил Григорьев, также живут на Городском кладбище. Хотя слово «живут» тут не совсем уместно – померли они оба давным-давно. Усачев – еще в Гражданскую, а Гудков так вовсе при Александре Третьем. Есть на этом кладбище одно проклятое местечко – всяк, кого там закопают, потом сам выкапывается.