Книга Леди и джентльмены - Джером Клапка Джером

Опасения оказались напрасными. Эсквайр держался дружески, но независимо. Уверенная и спокойная манера общения исключала проявление излишней энергии и предотвращала фамильярность. Стоило мисс протянуть руку к хвосту — надо сказать, весьма робко, — как кот невозмутимо сменил позу и спокойно посмотрел на ту, которая по неразумению посягнула на его свободу и комфорт. Во взгляде не читалось ни гнева, ни обиды. Наверное, с таким же выражением Соломон мог принимать заигрывания царицы Савской: снисхождение сочеталось с равнодушием и отстраненностью.

Да, Томас Генри вел себя, как истинный джентльмен. Один мой приятель, который верит в переселение душ, уверял, что под гладкой серой шерстью скрывается сам лорд Честерфилд. Потомок древнего аристократического рода никогда не скандалил, требуя еды, как это принято у плебеев, а важно сидел за столом рядом со мной и с достоинством ждал, пока его обслужат. Предпочитал баранью ножку, а на пережаренный бифштекс даже не смотрел. Однажды кто-то из гостей нетактично предложил ему отведать кусочек хряща. Томас Генри молча покинул комнату и не вернулся до тех пор, пока дурно воспитанный посетитель не отправился восвояси.

Однако слабости подвержен каждый, и Томас Генри не исключение. Надо откровенно признать, что противостоять чарам жареной утки он не мог. Поведение джентльмена в присутствии деликатеса стало для меня своего рода психологическим открытием — в столь цельной с виду натуре мгновенно прорывались потаенные, низменные, животные черты. Рядом с жареной уткой Томас Генри забывал обо всем на свете и впадал в примитивное состояние дикой кошки, подвластной первобытным инстинктам. Чувство собственного достоинства улетучивалось как дым. Ради получения вожделенного лакомства годились любые средства: драка, мольба, унижение. Подозреваю даже, что в обмен на крылышко, ножку или грудку несчастный согласился бы отдать душу дьяволу.

Мы старались как можно реже готовить провокационное блюдо: созерцание полного и абсолютного распада личности — тяжкое испытание. Больше того, несдержанное, а порой и агрессивное поведение служило дурным примером для детей.

Среди кошачьего населения нашего квартала Томас Генри выглядел истинным денди, по продуманному распорядку дня которого можно было сверять часы. Как правило, после ужина элегантный джентльмен с полчаса прогуливался в сквере, ровно в десять возвращался домой, а в одиннадцать безмятежно засыпал на моем стуле. Близких друзей и подруг не заводил. Драки его не привлекали, а любовь, как мне казалось, обошла стороной, не задев даже в юности; холодный и сдержанный по натуре, на дам он взирал с полным равнодушием.

Всю зиму Томас Генри прожил в нашем лондонском доме и вел себя поистине безупречно. Летом мы взяли его с собой в деревню. Решили, что перемена обстановки пойдет на пользу: сытая безмятежность грозила лишним весом. Увы, ошибка оказалась жестокой и непоправимой! Сельская жизнь подействовала на горожанина губительно. Даже не знаю, что именно оказало тлетворное влияние; возможно, возбуждал сам воздух. Нравственное разложение прогрессировало безжалостно и неумолимо, с пугающей быстротой. В первый день кот гулял до одиннадцати, а во второй и вообще не пришел ночевать. Вернулся лишь наутро, в шесть часов, с огромной проплешиной на макушке. Не приходилось сомневаться в близком присутствии некой леди; больше того, душераздирающие ночные вопли подсказывали, что в саду собралось не меньше дюжины особ женского пола. Судя по всему, кавалер пользовался огромным успехом, и даже в дневное время страстные подруги не переставали требовать внимания. Вскоре к хору присоединились и оскорбленные соперники, призывая к немедленному выяснению отношений. К чести ловеласа надо заметить, что он никогда не уклонялся от вызова.

Деревенские мальчишки слонялись вокруг нашего дома, с интересом наблюдая за кровавыми поединками, а в кухню то и дело врывались возмущенные соседки; они швыряли на стол своих поверженных питомцев и требовали справедливого возмездия, причем обращались одновременно и к небесам, и к хозяевам.

Вскоре кухня превратилась в настоящий кошачий морг. Пришлось купить новый стол. Кухарка раздраженно заявила, что если бы на ее территорию никто не претендовал, то работать было бы значительно проще и приятнее, а потом резонно добавила, что разложенные среди мяса и овощей дохлые коты приводят в замешательство: ведь недолго и ошибиться. В результате старый стол отодвинули к окну и уступили жертвам боев, а решительная хозяйка впредь никогда и никому не позволяла бросать на свое рабочее место котов, пусть даже окончательно и бесповоротно лишенных жизни.

Однажды до моих ушей донесся убедительный диалог.

— Чего вы от меня хотите? — твердым голосом спросила кухарка одну из разъяренных посетительниц. — Чтобы я приготовила это на обед?

— Это мой кот! — ответствовала леди. — Разве не ясно?

— Но сегодня я собираюсь готовить пироги с другой начинкой, — хладнокровно парировала кухарка. — Положите его вон туда. А это мой стол.

На первых порах мир удавалось восстановить с помощью монеты достоинством в полкроны, однако вскоре побежденные соперники подорожали. Прежде подобный товар казался мне весьма дешевым, а потому резко возросшая цена не могла не вызвать удивления, которое постепенно переросло в раздражение. Появились мысли о целесообразности разведения кошек на продажу. Судя по обстановке в нашей деревне, бизнес мог бы принести солидную прибыль.

— Только взгляните, что натворил ваш разбойник! — воскликнула одна рассерженная особа, к которой мне пришлось выйти, прервав обед.

Я взглянул. Томас Генри расправился с чахлым, изможденным созданием, которое, возможно, добровольно предпочло смерть убогому существованию. Если бы жалкий страдалец принадлежал мне, то я поблагодарил бы победителя. К сожалению, некоторые из сограждан не понимают собственной выгоды.

— Не возьму за него даже пяти фунтов, — заявила леди.

— Дело хозяйское, — ответил я, — но, на мой взгляд, отказываться вряд ли стоит. За ободранное животное лично я могу предложить всего лишь шиллинг. Если считаете, что где-то дадут больше, несите туда.

— Но это был не кот, а настоящий христианин, — упорствовала леди.

— Мертвых христиан не покупаю, — не сдавался я, — но если бы даже покупал, то за подобный экземпляр все равно много не дал бы. Можете видеть в убиенном христианина или кота — как вам угодно. В любом случае шиллинг — красная цена.

В конце концов сошлись на восемнадцати пенсах.

Количество самоуверенных слабаков, с которыми умудрился расправиться Томас Генри, потрясало. Казалось, идет планомерное истребление окрестного хвостатого населения.

С некоторых пор у меня появилась привычка каждый вечер заходить в кухню и проверять ассортимент поступивших за день неудачливых бойцов. И вот однажды среди прочих на столе оказался образец с необычным черепаховым окрасом.

— Этот кот стоит полсоверена. — Хозяин кота стоял рядом и пил пиво. Я внимательно осмотрел животное.

— Ваш зверь убил его вчера, — горестно продолжил владелец. — Стыд! Позор!