Книга Рамзес. Сын света - Кристиан Жак

А между тем номарх еще не вернулся из провинции Ирем.

Рамзес отметил естественную склонность людей отталкивать самое важное и значимое, чтобы тем легче питаться иллюзиями; реальность представлялась им столь неудобоваримой, что они предпочитали забивать себе голову миражами, будучи уверенными при этом, что освобождаются от своих оков. Человек становился одновременно дезертиром и преступником; царевич поклялся себе, что не отступит перед фактами, даже если они не будут соответствовать его ожиданиям. Как Нил, он устремится на скалы и одолеет их.

В западном конце лагеря, выходившем на пустыню, какой-то человек согнувшись рыл песок, как если бы собирался закопать там сокровище.

Рамзес, заинтересовавшись, подошел поближе, держа меч наготове.

— Что ты делаешь?

— Помолчи, тише! — раздался едва слышный голос.

— Отвечай сейчас же!

Человек поднялся.

— Ах, как глупо! Из-за тебя она улизнула.

— Сетау! Ты тоже в войске?

— Нет, конечно… Уверен, в этой норе пряталась черная кобра.

Одетый в свою нелепую накидку с карманами, небритый, загорелый, с черными волосами, переливавшимися при лунном свете, Сетау, естественно, вовсе не походил на солдата.

— По словам опытных знахарей, яд нубийских змей отменного качества; подобная экспедиция — это, знаешь, такой шанс!

— Но… как же угроза? Ведь речь идет о войне!

— Что-то не слышно запаха крови. Эти болваны солдаты только и знают, что жрать да пить. В сущности, это самый безобидный вид их деятельности.

— Это спокойствие долго не продлится.

— Это уверенность или предвидение?

— Ты полагаешь, что фараон поднял столько народу ради простой прогулки?

— Неважно, лишь бы мне не мешали отлавливать змей; их размеры и цвет великолепны! Вместо того чтобы глупо рисковать своей жизнью, тебе бы следовало отправиться со мной в пустыню. Сколько бы мы там наловили!

— Я нахожусь под началом у своего отца.

— А я свободен.

Сетау разлегся на земле и тут же заснул. Он и в самом деле был единственный египтянин, не страшившийся снующих там и здесь рептилий.

Рамзес любовался водопадом, восхищаясь неослабевающим напором Нила. Ночь уже почти растаяла, когда он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.

— Ты забыл лечь спать, мой сын?

— Я сторожил сон Сетау и видел, как многие змеи подползали к нему, останавливались, а потом удалялись; даже во время сна он не теряет свою власть над ними. Не так ли должно быть и в случае с правителем?

— Наместник вернулся, — объявил Сети.

Рамзес посмотрел на отца.

— Ему удалось успокоить Ирем?

— Пять убитых, десять тяжелораненых и поспешное отступление — вот итог его выступления. Предсказания твоего друга Аши сбываются с невероятной точностью. Этот парень прекрасный наблюдатель, сумевший сделать нужные выводы из собранных показаний.

— Иногда он ставит меня в неловкое положение, но мыслить он умеет в самом деле превосходно.

— К несчастью, именно он, а не все остальные советники, оказался прав.

— Это война?

— Да, Рамзес. Нет ничего, что я ненавидел бы больше, чем это, но фараон не должен жалеть ни бунтаря, ни подстрекателя мятежа. Иначе наступил бы конец господства Маат и все обернулось бы беспорядком, а беспорядок несет несчастье для всех — как сильных, так и слабых. На севере Египет защищает себя от вторжений, держа под контролем ханаан и Сирию; на юге — Нубия. Царь, который имел бы неосторожность проявить слабость, как Эхнатон, обрек бы страну на гибель.

— Мы будем сражаться?

— Будем надеяться, что нубийцы поведут себя разумно. Твой брат очень настаивал, чтобы я утвердил твое назначение; кажется, он верит в твои способности воина. Но наши противники весьма опасны; если они напьются перед боем, они будут драться до смерти, не чувствуя наносимых им ран.

— Вы полагаете, что я не готов выдержать такой бой?

— Ты не обязан подвергать свою жизнь подобному чрезмерному риску.

— Вы возложили на меня определенную ответственность, и я не дрогну.

— Разве твоя жизнь не ценнее всего этого?

— Нет, конечно. Кто изменяет своему слову, не заслуживает оставаться в живых.

— Тогда вперед, сражайся, если восставшие не подчинятся, бейся, как бык, как лев, как ястреб, будь стремительным, как молния. Иначе ты погибнешь.

30

Армия не без сожаления покидала Бухен, чтобы перейти второй водопад, эту плотину, служившую прекрасной защитой для крепостей, и направиться в провинцию Куш, давно усмиренную, но населенную крепкими нубийцами, о храбрости которых ходили легенды. До острова Саи, на котором находилось укрепление Шаат, одна из резиденций наместника, добрались довольно быстро. В нескольких километрах ниже по течению Рамзес заметил другой остров, Амара, дикая красота которого сразу его покорила; если ему улыбнется судьба, он попросит отца построить там небольшое святилище, знак восхищения красотой Нубии.

В Шаате беспечность быстро улетучилась. Крепость, гораздо меньшая по размерам и значению, чем укрепления Бухена, была заполнена беженцами, которые спешно покинули богатую долину Ирема, попавшую в руки мятежников. Опьяненные своей первой легкой победой и отсутствием ответных действий со стороны номарха, который ограничился тем, что вывел против них нескольких ветеранов, которых они быстро обратили в бегство, два племени перешли за третий водопад и беспрепятственно продвигались дальше на север. Вновь ожила их давняя мечта занять Куш, изгнав египтян, и начать осаду крепостей.

Шаат был первым у них на пути.

Сети потребовал, чтобы били тревогу. Чтобы все были готовы, и лучники, и стрелки из рогаток, на каждой бойнице, на каждой башне, и пехота, в глубоких рвах и окопах у подножия высоких стен.

Затем фараон и его сын, сопровождаемые молчаливым номархом Нубии, отправились допросить коменданта крепости.

— Новости неутешительные, — признал он. — За неделю мятеж приобрел невероятный размах. Обычно племена ссорятся между собой, вовсе не думая объединяться, но на этот раз они договорились! Я отправил сообщения в Бухен, но…

Присутствие наместника заставило коменданта осечься, не высказывая слишком жесткую критику.

— Продолжайте, — потребовал Сети.

— Мы могли бы подавить это восстание в самом зачатке, если бы вовремя вмешались; сейчас же я уже спрашиваю себя, не будет ли гораздо разумнее отступить.

Рамзес был оглушен. Как можно было допустить, чтобы защитники Египта оказались столь трусливыми и недальновидными?

— Эти племена, неужели они такие ужасающие? — спросил он.