Книга Наблюдения, или Любые приказы госпожи - Джейн Харрис

— Что там написано? — спрашивает она. — Я не вижу.

Я притворяюсь, будто не могу разобрать.

— Там написано что-то такое что-то такое Миледи, — говорю я. — Погодите минутку. Ага, теперь вижу. Там написано «Помогите Мне Миледи».

Миссус сдавленно ахает и стискивает мою руку над локтем. «Так овцы доверчиво тычутся носом в ладони скотозабойщика» (это не вслух произносится, это мне такая мысль приходит голову). Еще я думаю «ослабь хватку-то, мадам», поскольку мне кажется, что она просто испугалась и уцепилась за меня, чтоб удержаться на ногах. Сама же я продолжаю усердно разыгрывать спектакль и ошарашенно таращусь на «призраковы» письмена. Потом из горла миссус вырываются булькающие звуки. Сперва похоже, будто она просто откашливается, прочищает дыхательные пути. Но потом она начинает давиться и рыгать, как если бы ненароком проглотила паука или муху и теперь пытается отхаркнуть. Я поворачиваюсь к ней и вижу такое, что меня мороз по спине подирает. Она смотрит недвижным взором на слуховое окошко, но на лице у нее, вопреки моим ожиданиям, выражается не легкая тревога, а обморочный ужас, словно она находится во власти неведомой страшной силы, словно пребывает в кошмарном Трансе.

— Миссус? — зову я.

Она шлепает губами, но не произносит ни слова. Потом ее голова свешивается набок, язык вываливается изо рта и судорожно дергается, бульканье в горле переходит в рвотные спазмы, силы небесные, у нее конвульсии! Ее пальцы впиваются в мою руку, но она уже не сознает моего присутствия. Плечи у нее ходят ходуном, а хриплое горловое бульканье становится все громче, громче и наконец превращается в оглушительный, пронзительный визг, от которого у меня закладывает уши. На губах у нее вскипает пена, зрачки закатываются под лоб, и на самой высокой ноте истошного крика ее глаза вдруг широко распахиваются. С разверстым в вопле ртом она смотрит прямо на меня, смотрит диким остекленелым взглядом в мои выпученные от ужаса глаза. И все продолжает визжать. Звук проникает до самых моих костей, я ощущаю колотье по всему телу, словно она наэлектризовалась и пропускает сквозь меня электрические токи. Но мне никак не отцепить ее пальцы от своей руки, хоть ты тресни. Надо вырваться из ее хватки, может, тогда она угомонится. Но как? Сперва я собираюсь дать ей пощечину, но эта мера кажется недостаточно сильной, и потому вместо этого (да простит меня Бог) я со всей мочи бью миссус кулаком прямо в челюсть.

Голова у нее резко откидывается назад, пальцы разжимаются, и она шатко пятится прочь. Потом у нее подкашиваются ноги, и она падает… падает, точно цветок, срезанный серпом. Она заваливается на бок, голова глухо ударяется о пол. Над ней клубится пыль, подымаясь к стропилам, и мягкие лепестки юбок распластываются вокруг нее. Несколько мгновений я стою в полном оцепенении, с поднятым кулаком. Миссус лежит на боку, вытянув вперед одну руку со скрюченными пальцами. С разбитых губ стекает струйка крови. Лицо белое-белое, глаза закрыты, уголки рта вяло опущены, как у мертвеца. Вид у нее совершенно безжизненный.

Я понимаю, что влипла в серьезные неприятности.

В частности я моту потерять работу. Либо за рукоприкладство к хозяйке, либо за розыгрыш с привидением (если он откроется).

В худшем случае она умерла, и теперь я убийца, обреченная вечно гореть в аду.

По всему вероятию, меня одолела паника. Кажется, я подхватила миссус на руки, отнесла в спальню и положила на кровать, а потом выбежала из дома за помощью. Кажется, во дворе я нашла Гектора (он починял забор, заколачивал в землю колья киянкой) и послала в Соплинг за доктором. Все это я осознала лишь позже, а тогда в смятении своем вообще ничего не соображала, покуда не воротилась обратно в комнату, где лежала миссус. При виде ее бесчувственного тела и бескровного лица у меня чуть сердце не разорвалось.

На ее юбки налипли клочья паутины. Я бросилась стряхивать, а потом подумала, да что ты беспокоишься из-за какой-то паршивой паутины, когда она возможно и не жива уже. Удастся ли мне привести миссус в чувство и что я скажу господину Джеймсу, если не удастся, и боже мой неужто я теперь и вправду попаду в ад? По чести говоря, в глубине сознания у меня маячила еще одна мысль, которую я старалась отогнать прочь: как же я буду жить без Арабеллы?

Струйка крови с разбитых губ стекла по шее на подушку, и на ней алело пятно размером со сливу. А она по-прежнему не выходила из обморока. Я наклонилась к самому ее лицу, надеясь ощутить на своей щеке теплое дыхание, но ничего не почувствовала. Я наклонилась еще ниже, теперь мои губы едва не касались ее губ. Она не дышала.

Так значит, я действительно убила миссус!

Мысленным взором я увидела свое тело, болтающееся на виселице, и Бриджет в толпе зрителей, улюлюкающую громче всех.

А в следующий миг миссус вдруг распахнула глаза и схватила мою руку. Я с перепугу едва не выскочила из кожи и попыталась вырваться, но она держала крепко и цепко.

— Это ты, — проговорила она очень тихо и очень медленно. — Я знала, что это ты.

Боже святый, подумала я. Она меня разоблачила.

— Знала с самого начала.

Слезы покатились у нее из глаз, побежали ручьями по щекам. Снедаемая страхом и муками совести, я подумала, что миссус горько разочарована мной и сожалеет о необходимости уволить меня, но я не могла не заметить, что взгляд у нее какой-то чудной. Она словно ожидала, что вот сейчас я скажу что-то, ну там извинюсь или попытаюсь солгать. Но я не могла. Не могла лгать.

— Пожалуйста, простите меня, мэм, — пролепетала я.

— Простить? — Она моргнула, словно пораженная моими словами. — За что мне прощать тебя?

Я решила, что миссус надо мной издевается. Верно, она осерчала даже сильнее, чем я предполагала. Но потом она сказала еще кое-что:

— Милая девочка, это ты должна простить меня.

Я молча смотрела на нее. Глаза у нее опять наполнились слезами.

— Это я виновата.

Да о чем она, собственно?

— Мне не следовало… — Она судорожно всхлипнула и застонала. — О Нора, дорогая, это я во всем виновата. А теперь ты умерла. Прости меня, Нора. Мне безумно жаль… — Тут она не выдержала и расплакалась навзрыд.

Я стояла, согнувшись в три погибели, и обнимала миссус. Поза была страшно неудобная, но я не смела, не могла пошевелиться. Я гладила ее по спине и плечам. Она вся тряслась, как в лихорадке.

Что же я натворила! Бедняжка повредилась умом!

— Тш-ш… — прошептала я. — Все хорошо, Арабелла. Все будет хорошо.

Немного погодя миссус опять впала в беспамятство, но когда я опустила ее на кровать, она стала метаться там, точно выброшенная на берег рыба. Я с трудом переодела ее в ночную сорочку и уложила под одеяла. Она весила не больше диванного валика. (Я была в такой панике, когда несла Арабеллу на руках с чердака, что даже не заметила, как сильно она исхудала за последнее время.) Я вытерла слезы и кровь у нее с лица, а потом рухнула в приземистое плетеное кресло и стала ждать доктора. Ноги у меня дрожали от слабости, мысли в голове путались.